Боже, как она танцевала! Всё моё атеистическое сознание напрягалось, чтобы время от времени отводить для приличия взгляд от этого гибкого тела в обтягивающем свитере цветов греческого флага. Фаланги пальцев барабанили по столешнице в такт ритму "Сиртаки". Я нервничал.
Интересно, какие у нее глаза? Близорукость дает широкий простор фантазии. Она неизбежно должна быть зеленоглазой. Я видел такие глаза лишь раз в жизни, мельком. Их обладательница тогда так поразила меня, что я не запомнил лица.
//Разбилась бутылка с эликсиром молодости,
Разлетелись по столу острые осколки бытия -
Не ровен час, порежешься...
Где ты, зеленоглазая нимфа?
Надо спешить, наш век не долог -
Точит жертвенный кинжал
Последний царь этрусков.//
Вспышки дискотечного света превращали мою нимфу в стробоскопическую иллюзию. Я давно не писал стихов - не хватало несчастной любви. Ощущение нереальности происходящего не укладывалось ни в ямб, ни в хорей. Я бредил прозой.
Очертание тела в эллинском флаге на мгновение напомнило памятник греческому Сопротивлению на родном острове. Из окна мчащихся "Жигулей" казалось, что мемориальный проволочный орел танцует на фоне заката. Интересно, что партизаны исполняли перед расстрелом?
Я погибал: обладательница чудесного свитера и неопределенного цвета глаз покидала приличное общество. Я был препятствием на ее пути, и она обдала меня ветром светлых волос. Даст бог, сегодня взорвут и мой вагон. А пока... беру уроки греческого танца!
Интересно, какие у нее глаза? Близорукость дает широкий простор фантазии. Она неизбежно должна быть зеленоглазой. Я видел такие глаза лишь раз в жизни, мельком. Их обладательница тогда так поразила меня, что я не запомнил лица.
//Разбилась бутылка с эликсиром молодости,
Разлетелись по столу острые осколки бытия -
Не ровен час, порежешься...
Где ты, зеленоглазая нимфа?
Надо спешить, наш век не долог -
Точит жертвенный кинжал
Последний царь этрусков.//
Вспышки дискотечного света превращали мою нимфу в стробоскопическую иллюзию. Я давно не писал стихов - не хватало несчастной любви. Ощущение нереальности происходящего не укладывалось ни в ямб, ни в хорей. Я бредил прозой.
Очертание тела в эллинском флаге на мгновение напомнило памятник греческому Сопротивлению на родном острове. Из окна мчащихся "Жигулей" казалось, что мемориальный проволочный орел танцует на фоне заката. Интересно, что партизаны исполняли перед расстрелом?
Я погибал: обладательница чудесного свитера и неопределенного цвета глаз покидала приличное общество. Я был препятствием на ее пути, и она обдала меня ветром светлых волос. Даст бог, сегодня взорвут и мой вагон. А пока... беру уроки греческого танца!