Чего-то межсезонно-крымского, нежного, а не обжигающе-горячего хотелось после бешенной гонки столицы. В припоздавшую свадебную поездку в конце января мы ехали впитывать и растворяться. Нам виделись уединенные изрезанные берега с шепотом волн, теплые сосны и белые домики на фоне свежего, как-будто только что опрокинутого голубого неба. А еще мы ехали видеть и узнавать.

Узнавать в выщербленной неровности одиноко лежащего камня остатки древних храмов и построек. Узнавать страну, пробираясь от места к месту по удаленным сельским дорогам. Вот куда ехали мы. И с момента нашего приезда постепенно, словно на фотобумаге, среди античных колонн и оливковых рощ стали проявляться еще и люди. Люди, простые Греки, потомки своих великих предшественников, гордый профиль которых они несут и поныне. Но несут его с таким филигранным чувством собственного достоинства, которое не задевает, а заставляет проникнуться уважением и, более того, располагает.

Маленькие таверны в январе почти пусты. В них тихонько разговаривает сам с собой огонь в камине, а на деревянных балках у потолка и на спинках стульев прорастают рисунки - вечные полевые цветы. Кто знает, сколько им лет. Здесь так душевно, что впервые хочется сидеть, потягивая домашнее вино, и нисколько не заботиться о времени. Неспешность здесь не нервирует, а воспринимается с благодарностью.

Как создание неповторимой атмосферы истинного, которое родом из прошлого. Спокойные внимательные глаза владельца (ибо в несезон обслуживает он сам), небольшой диалог и вот перед тобой уже лежит новенькая бумажная скатерть с синими якорями, лучше которой и придумать ничего нельзя. И почему-то уже хочется сказать спасибо. Еще до того, как он обязательно принесет тебе то, с чем одним только (подумайте) уже возможна сама жизнь – хлеб и воду. Хлеб на тарелке с трогательным незамысловатым рисунком в виде овощей и фруктов, почти как у твоей бабушки. И воду в простом, не изящном, но таком настоящем стеклянном графине. Так что кажется, что в сумке твоей нет, и никогда не было никакого путеводителя и фотоаппарата.  А иконка у кассы чем-то очень напоминает Казанскую. И когда в твоей тарелке остаются только маленькие зеленовато-золотые кружочки масла, ты прощаешься, и тебе желают хорошего дня. Ты выходишь и видишь над собой  бесконечное небо Греции. И даже когда оно вдруг затягивается тучами, на его серебристом фоне особенно хороши усыпанные розовыми цветами ветви миндаля, что растет прямо у дороги. Рядом с жизнерадостно-желтым облаком акации-мимозы, частички которой в  хмуром марте нам дарят мужчины.

Чудесны дороги Арголиды. Поразительный Эпидаврос, древнейшие Микены, по-итальянски одетый, изысканный и одновременно уютный Нафплион связывают между собой то виляющие трассы, то прибрежные веселые серпантины,  которые мне особенно полюбились. Щедро одетые оливковыми рощами и цитрусовыми садами, то и дело выскакивающие к самому морю, переливающемуся все время под разными углами на солнце, они напоминают детский беззаботный пикник. И так и хочется сорвать рыжие елочные шарики апельсин, фонарики мандарин или тщательно выбрать на ветке лимон пожелтее. Подышать нагретой на солнце цедрой, которая только что еще напитывалась соками, положить как талисман около руля.  И если ехать потом через весь Пелопоннес к Древней Олимпии, чтобы пробежаться по первому в мире Олимпийскому стадиону, такой солнечный талисман придется очень по душе в прохладном горно-еловом воздухе Аркадии. Где вместо Фраппе больше подойдет горячий греческий кофе.

Он кажется особенным здесь, в одной из деревушек, где красночерепичные дома, словно на минутку усевшаяся стайка птиц, рассыпались по склону горы. Здесь ты находишь уютное, какое-то почти Швейцарское кафе, где кофе подают в причудливых изогнутых чашечках из белого фарфора, и на такой же неправильной формы блюдцах.  Плата и мелкая монетка на чай остаются на столе, и ты прощаешься с хозяином уже на улице, где он обсуждает новости со знакомым, глядя сквозь ущелье. А тебя ждут уникальные раскопки, и сам стадион Олимпии, и сельские гуси на огородах почти в двух шагах от него.

А на следующий день, после неизменного величественного Акрополя, тебя принимает  Олимпийский стадион, созданный к играм 2004 года, в другом конце страны, в Афинах. На местном футбольном матче и трети трибун не занято. А трилистник фаворита красуется меж тем даже в далекой сельской глубинке. А потом еще один стадион (любили они спорт), классически-двухсотметровый, в Дельфах. Он – высшая точка раскопок и в существование его почти невозможно поверить, пока взбираешься, согласно настойчивому указателю, вверх по склону, мимо гигантского храма Аполлона и золотоносных святилищ.

А в Метеорах античность вдруг исчезает в дымке, как утренние грезы. И предъявляет вместо себя некий негласный договор стихии и человека, симбиоз природного и рукотворного чуда. Ты стоишь на скале, у отвесной стены монастыря, и ветер нещадно треплет волосы и ветровку, обдувая лицо. Открываешь глаза и видишь себя в трехстах километрах оттуда, на берегу морского озера-залива, подставляющим лицо и руки зимнему солнцу.

Тут тихо, рядом сушатся два осьминога, а рыба, на которую мы с мужем указали, уже скоро будет готова. Гармония. Гармония Греции. Гармония природы,  уникального и великого прошлого, человечности и души. Эта кружевом наброшенная на море страна по праву завоевала место больше, чем просто место на карте или даже в сердце.

Душа моя, Греция.

Оливковых рощ серебристая вязка,
Крутой серпантин с бирюзовой оборкой...
Всемирно-известная древняя сказка
О жизни от сцены до самой галерки.