Греку стало больно за русский народ

Скоро в издательстве Сретенского монастыря (г. Москва) выходит книга калининградского автора Леона Костевича «Молись и кайся». Интересная деталь: главного героя автор писал со своего друга – православного режиссера Константина Харалампидиса. Мы связались с Леоном Костевичем и попросили его ответить на наши вопросы.

- Леон, Вы не боитесь, что книгу под таким заголовкомкупит не всякий читатель, а только глубоко верующий, воцерковленный? 

- Действительно, может возникнуть впечатление, что книга пропитана догмами и нравоучениями. А между тем писал я ее именно для тех, кто далек от Церкви и не торопится идти в храм. Что касается названия, то оно перекликается с известным анекдотом про маленького мальчика, который просил свою набожную бабушку почитать ему детский бестселлер «Малыш и Карлсон». Надеюсь, читатели этот намек уловят.

- О чем рассказывает ваша книга?

- Она о том, что Бог есть. И он именно такой, как говорят нам священные тексты. Независимо от того, что мы о Нем себе нафантазировали,и каким нам было бы удобно, чтобы Он был. Но! Книга написана живым языком, в ней много юмора, необычных ситуаций. Она специально писалась для закоренелых атеистов и специально так, чтобы им было доступно, близко, понятно.

- Кто или что побудило вас взяться за такую тему?

- И кто, и что. Около десяти лет назад, когда я еще жил в Алма-Ате, я случайно встретил на улице своего старого друга, ныне православного режиссера-документалиста Константина Харалампидиса. В юности мы с ним ходили в театральную студию при Доме офицеров, потом он уехал в Москву, учился в Щукинском театральном училище, играл на сцене столичных театров. Однако оказалось, что Костя давно стал верующим человеком, ушел из театра, взял жену и троих маленьких дочерей и вернулся в Алма-Ату. Когда мы вновь стали общаться, он стал рассказывать мне о Православной вере, но я в ту пору был если не атеистом, то,по крайней мере,агностиком, и говорил ему в ответ много разных глупостей – тех, что, к сожалению, сегодня в ходу у большинства людей. Например, что Бог должен быть в душе, а в храм ходить не обязательно.  

- Но потом, как я понимаю, ваши взгляды изменились?  

- Изменились, но не сразу. Я постепенно задумывался о том, что говорит Костя и начинал понимать, что он не так уж неправ (смеется). А когда убедился, что он говорит правильные вещи, когда стал исповедоваться и причащаться, читать Утреннее и Вечернее правила, у меня возникла мысль написать об этом повесть. Ведь таких людей, каким я когда-то был, очень много. И неверие их происходит не потому, что они какие-то глупые или злые, а потому, что им просто не встретился тот, кто все бы им объяснил, рассказал.

- То есть вы решили просто взять и перенести все, что произошло в вашей жизни, на бумагу?

- Конечно, нет. Если так поступать, ничего интересного не получится. К тому, что берешь из жизни, нужно многое добавлять, допридумывать. Из жизни я взял одну из основных линий– в город юности возвращается бывший актер Эсхил Христофоридис с семьей и встречается со своим другом Петром Авдеевым, который стал писателем. Прототипом главного героя как раз и стал Константин Харалампидис. А Петра Авдеева я в чем-то писал с самого себя. Идальше, как я уже говорил, у них возникает много смешных и грустных ситуаций. Некоторые из них были на самом деле,некоторые – вымышленные. Какие-то истории, о которых я пишу, происходили в жизни Кости безотносительно событий, описываемых в книге, но они настолько тронули меня, что ясделал их частью повествования.  

- Константин Харалампидис в жизни такой же взрывной и напористый?

- Да. Он просто не боится выбиваться из общепринятых норм поведения. Другой вопрос, что после этого долго переживает, казнит себя. В работе Костя нередко сталкивается с искушениями, с непрофессионализмом людей, технических служб… Тогда он как личность ответственная и по-настоящему переживающая за свое дело, конечно, может сорваться. 

- А история с кавказцами в вагоне московского метро - вымышленная?

- Нет, она произошла с Костей на самом деле. В метро он вступился за девушку, которую кавказские парни хотели насильно увести с собой. Их было несколько, а мой друг – один. Но он не побоялся встать на защиту этой девочки, и тогда парни предложили ему выйти разобраться. Костя был уверен, что получит удар ножом, но что-то в голове у кавказцев переключилось, и онисказали: «Молодец, не побоялся. Сразу видно, что не русский! Русский бы струсил». А Костя с вызовом ответил: «Да русский я, русский!» Ему, греку, в этот момент стало больно за русский народ.    

- Спасибо за интересную беседу.      

---

Справка об авторе

Леон Костевич, 50 лет. 

Родился в г. Грозном. В возрасте трех лет родители привезли его в Алма-Ату.

Окончил педагогический вуз по специальности «Учитель русского языка и литературы.

Долго работал на телевидении.

Прозу пишет 25 лет. Печатался в толстых литературных журналах Казахстана «Простор» и «Нива».

Является лауреатом Русской премии (2008 г., IIместо в номинации «Малая проза» за повесть «Графиня, я стрелялся на дуэли»).

В феврале 2010 года в казахстанском издательстве «Дайк-пресс» вышел романЛ. Костевича«Вылитые».

В 2018 г. в московском издательстве «Аквилегия М» вышла повесть для подростков «Когда кончается джаз». 

Живет в Калининграде.

---

Отрывок из книги:

В салоне такси пахло ароматизатором. Татьяна сидела  впереди и настороженно обозревала незнакомые улицы. Во избежание свары Варю и Глашу рассадили по разным краям заднего сиденья, но сестры и тут ухитрялись высказывать друг другу претензии.    

- Так вот, - вспомнил Эсхил, когда машина проезжала мимо святоградского хлопчатобумажного комбината. – Вышел я как-то из театра после репетиции в новых штанах в магазин, а мне ротвейлер навстречу – огромный такой, зараза, в наморднике. И хозяйка его даже не удерживает! А он идет ко мне, и я понимаю, что сейчас это все произойдет. Говорю ей: «Почему вы не держите-то его?» – «Ну, он же вас только понюхает». Он и понюхал. И его слюна осталась на моих брюках. А я не хочу, чтобы меня нюхали!!! 

К последней фразе Эсхил достиг такого накала, что таксист даже оглянулся. Только по невозмутимости Татьяны и девочек Авдеев догадался – это была кульминация репризы. 

- Логика москвичей понятна, – уже спокойнее продолжал Эсхил. – Собака все равно будет любить – только кусок колбасы дай, а на человека нужно затрачиваться. Но люди в больших городах на других затрачиваться не хотят: у них полтора-два часа уходит лишь на то, чтобы до работы доехать. Вот и ходят все в скорлупе собственного достоинства, которое сжирает их. Такая трагедия, брат ты мой…   

В такси стало тихо. Хлопчатобумажный комбинат давно остался позади. В сшитых там халатах когда-то щеголяла вся женская часть Советского Союза. После перестройки большую часть цехов закрыли, но все равно этот окраинный район неофициально  продолжали называть СХБК. 

Оглядев салон машины, Эсхил подметил около руля маленький турецкий флажок и нейтральным тоном обратился к таксисту: 

- Вот смотрю я, парень – ты же, вроде, не турок? 

- Да у меня друзья турки, - беззаботно объяснил водила.

- А турки повесили такой же флажок, только российский, у себя в машинах? 

- А зачем они должны вешать? – насторожился парень.

- А зачем ты повесил? Нет, ну зачем ты повесил? 

- Они бы тоже повесили! – стал горячиться таксист.

- Так нет – повесили бы или повесили? – все так же уравновешенно продолжал бородатый пассажир. – Ты подарил им такой же? 

Петр тихо засмеялся. 

- А чё ты меня… как будто я тебе!.. – покраснел водитель. – Нет, ты кто такой вообще, чтобы меня расспрашивать?!

- Нет-нет, ты не выкру-у-учивайся… Ты так и скажи, что не русский человек. 

- Да русский я-а-а! – взбесился шофер. 

- Мужик, ты скажи правду: обрезался, ислам принял? – голос Эсхила оставался ровным. 

- Не принимал я исла-а-а-ам! Не принима-а-ал!!! 

Татьяна философски вздохнула. Варя спала, неловко поджав коленки к подбородку. Глаша прижалась лбом к стеклу, и стекло от ее дыханья запотело. 

- А что ж ты флаг-то повесил? – флегматично продолжал допрашивать Эсхил. – Не понимаешь, что ли, что это не картинка? Флаг! Символ! Ты под чужим знаменем ездишь! А если война? Кто у тебя дед-то был? Наверное, на стороне власовцев воевал? 

- У меня честные все были люди!!!

- Где ж они честные, если воспитали предателя Родины! С такой либеральностью мы до чего угодно можем дойти. И доходим уже. 

Неизвестно, чем закончилась бы полемика, если бы машина не пересекла условную границу Колпачков. Колеса захрустели по гравийке частного сектора. В народе район прозвали Колпачками из-за располагавшейся тут с 50-х годов фабрики школьно-письменных принадлежностей. Бракованные колпачки шариковых ручек вываливали прямо за формовочным цехом, а окрестная пацанва набивала ими карманы и использовала при расчетах в своих многоуровневых негоциях. 

- За алкашами – налево, – указал Эсхил «предателю Родины». Перед тем как расплатиться, ознакомился с расположенной на передней панели табличкой, сообщавшей имя-фамилию таксиста, и напутствовал: - Российский флаг повесь, ибн Ямин Кузьмин!

 

Количество показов: 3203