Парфена – это значит пречистая
21.06.2004 00:00
Гнусаво пищит будильник. Спросонья вожу рукой по тумбочке, вот он, садюга! Ну ладно, еще пять минут и встаю. Сквозь дрему слышу детские визги на улице, невыносимое грохотание старых мотоциклов, от которых у меня в квартире начинают дрожать стены, рупор неугомонного сладкого Манолиса, как он себя величает, уже спозаранку желающего накормить народ медовыми дынями и арбузами.
А дальше, как обычно, вместо пяти минут пролетают двадцать и, не успев выпить ни чая, ни кофе, я вприпрыжку несусь на остановку, которая по счастью находится в пяти минутах от дома. Народ уже столпился, значит, скоро должен прийти автобус. Утром обычно транспорт задерживается, поскольку в это время большие пробки на дорогах, но может в этот раз мне повезет и не придется отчитываться на работе за опоздание. Проходит 20 минут, а автобуса все нет. «В Пирей уже три прошло за это время, а в Афины до сих пор нет», - недовольно ворчит хрупкая старушка в черном платочке. Худенькая, маленькая, с глубокими морщинами, она мне напомнила мою прабабушку, гречанку с Карса, волей судьбы занесенную в далекую Башкирию.
Такой же носик с горбинкой, такие же добрые, карие глаза. Передо мной неожиданно промелькнула картина из моего детства: в большой комнате вся семья смотрит телевизор, шаркающей походкой заходит прабабушка и, прикрывая глаза руками, чтобы они не болели от телевизионного ящика (как она его называла), садится рядом со своими детьми и внуками.
Моя прабабушка родилась в Карсе приблизительно в 1891 году. Точную дату своего рождения она не знала, и когда ее спрашивали: «Бабушка, ты когда родилась?» Она отвечала: «На Пасху». Родители ее нарекли Парфеной – пречистой - и маленькая девочка росла среди таких же понтийских девочек и мальчиков. Семья ее не пустила учиться, хотя она очень этого хотела. Как и многие девочки, девушки, женщины их местности занималась хозяйством, пока в семнадцать лет не вышла замуж и не родила сыновей.
Наверное, жизнь молодой Парфены сложилась бы намного счастливее, если бы в далеком 1915 году не началось выселение греческого христианского населения Восточной Анатолии (наряду с армянами и ассирийцами), которое сопровождалось массовыми убийствами и ограблениями переселенцев. Это событие в исторической памяти понтийцев отпечатается навсегда как геноцид греков Османским правительством.
Греки из Эрзурума и Карса уйдут и поселятся в Цалке – высокогорном плато в верховьях реки Храми, недалеко от Тифлиса. Самые смелые пересекут Кавказский хребет и найдут пристанище на юге России – в Ставрополе и на Кубани. Множество греческих семей приютит Черноморское побережье Кавказа.
Так моя прабабушка оказалась на большой и пыльной дороге с двумя маленькими сыновьями, племянницей - сиротой и котомкой, в которую она побросала то, что можно было унести с собой. Сквозь детский плач, стоны больных стариков, грязь и пыль пробиралась Парфена к новой жизни. Иногда силы покидали ее, и в отчаянии она оставляла годовалого Иоанниса в поле и шла дальше, таща за собой остальных малышей, но, пройдя несколько метров, сердце матери не выдерживало и бросая других детей, неслась обратно за маленьким сыном. Три раза она оставляла малыша на дороге, не в состоянии продолжить путь с тремя маленькими детьми и три раза возвращалась, чтобы забрать его. Впоследствии маленький Иоаннис, закаленный жизнью с младенчества, проживет дольше всех своих братьев, и если бы не несчастный случай, унесший его в семьдесят восемь лет, то прожил бы он намного дольше. После долгих мытарств и скитаний в Тбилиси, а затем и греческом селе Мерчанское на Кубани, семья моей прабабушки в 1924 году оказалась в Ялте, среди таких же беженцев - понтийцев. Люди постепенно обустраивали свой быт, обзаводились хозяйством, благо, климат Крыма напоминал климат Понта. Подрастали дети, говорили на двух языках - дома на понтийском, с другими детьми на русском (в дальнейшем постепенная языковая ассимиляция понтийских греков приведет к повсеместному вытеснению понтийского диалекта русским языком, в результате чего потомки понтийцев, к сожалению, не будут говорить на языке своих дедушек и бабушек, а понтийский язык ЮНЕСКО занесет в «Красную книгу языков, находящихся на грани исчезновения» как язык, на котором говорят преимущественно люди старшего поколения).
Но на этом мучения Парфены не закончились. Волей товарища Сталина в 1944 году вместе с представителями других национальных меньшинств, греки оказались на Урале в далекой Башкирии, климат которой уже никоим образом не напоминал климат родного Понта.
Намучавшихся людей, не в первый раз оставляющих нажившее добро другим, поместили в бараки. И пришлось начинать все заново. Помню, рассказы прабабушки и бабушки о тяжелой, голодной и холодной жизни, другая пища, другой климат, другие люди. (Впоследствии, когда прабабушка Парфена узнает о смерти Сталина, она скажет одну фразу: « О шкилон псофисен».) Но, несмотря ни на что, трудолюбивая прабабушка умудрялась выращивать в холодной Башкирии виноград, баклажаны и перец на удивление местным жителям. Маленький садовый участок, выделенный ее младшему сыну на заводе, на котором он работал, Парфена гордо называла «хорафи» и ездила туда до 90 лет.
Моя прабабушка вырастила детей, внуков, правнуков, дождалась даже праправнуков, прожив до 97 лет, хотя ее точного возраста мы не знали, она как истинная женщина на протяжении последних нескольких лет говорила, что ей 97. Русский язык она так и не выучила, изъяснялась на нем с трудом.
Соседи и знакомые ее уважали, старушка была строга, но справедлива. Частенько прабабушка не закрывала на замок дверь, и когда внуки, ругая ее, говорили: «Бабушка, опять дверь не закрыта?! Нас же обворуют!», острая на язык Парфена отвечала: « Я ни к кому не хожу воровать, пусть и ко мне не ходят!». Когда у прабабушки в 97 лет случился приступ аппендицита, ее, конечно, никто оперировать не взялся, но врачи с интересом смотрели на старушку, которая в первый раз попала в больницу в таком возрасте.
Парфена Георгиевна Триандафиллиду, родившаяся в Карсе, дошедшая пешком до Тифлиса, жившая в Крыму, была похоронена в далекой Башкирии, о существовании которой неграмотная женщина и не предполагала.
Географию гречанка из далекого Понта изучила на практике...
«Наконец-то едет, ладно мы, старики, вот молодежь то на работу опаздывает», - голос все той же старушки, пробудившей во мне столько воспоминаний о прабабушке Парфене, вернул меня в шумное, пыльное афинское утро.
Все ринулись к автобусу, почтительно пропуская хрупкую старушку...
Она заняла единственное свободное в автобусе сиденье.
Виктория ХРИСТОДУЛИДУ
Парфена – это значит пречистая
Точную дату своего рождения моя прабабушка не знала, и когда ее спрашивали: «Бабушка, ты кода родилась», она отвечала: «На Пасху»Гнусаво пищит будильник. Спросонья вожу рукой по тумбочке, вот он, садюга! Ну ладно, еще пять минут и встаю. Сквозь дрему слышу детские визги на улице, невыносимое грохотание старых мотоциклов, от которых у меня в квартире начинают дрожать стены, рупор неугомонного сладкого Манолиса, как он себя величает, уже спозаранку желающего накормить народ медовыми дынями и арбузами.
А дальше, как обычно, вместо пяти минут пролетают двадцать и, не успев выпить ни чая, ни кофе, я вприпрыжку несусь на остановку, которая по счастью находится в пяти минутах от дома. Народ уже столпился, значит, скоро должен прийти автобус. Утром обычно транспорт задерживается, поскольку в это время большие пробки на дорогах, но может в этот раз мне повезет и не придется отчитываться на работе за опоздание. Проходит 20 минут, а автобуса все нет. «В Пирей уже три прошло за это время, а в Афины до сих пор нет», - недовольно ворчит хрупкая старушка в черном платочке. Худенькая, маленькая, с глубокими морщинами, она мне напомнила мою прабабушку, гречанку с Карса, волей судьбы занесенную в далекую Башкирию.
Такой же носик с горбинкой, такие же добрые, карие глаза. Передо мной неожиданно промелькнула картина из моего детства: в большой комнате вся семья смотрит телевизор, шаркающей походкой заходит прабабушка и, прикрывая глаза руками, чтобы они не болели от телевизионного ящика (как она его называла), садится рядом со своими детьми и внуками.
Моя прабабушка родилась в Карсе приблизительно в 1891 году. Точную дату своего рождения она не знала, и когда ее спрашивали: «Бабушка, ты когда родилась?» Она отвечала: «На Пасху». Родители ее нарекли Парфеной – пречистой - и маленькая девочка росла среди таких же понтийских девочек и мальчиков. Семья ее не пустила учиться, хотя она очень этого хотела. Как и многие девочки, девушки, женщины их местности занималась хозяйством, пока в семнадцать лет не вышла замуж и не родила сыновей.
Наверное, жизнь молодой Парфены сложилась бы намного счастливее, если бы в далеком 1915 году не началось выселение греческого христианского населения Восточной Анатолии (наряду с армянами и ассирийцами), которое сопровождалось массовыми убийствами и ограблениями переселенцев. Это событие в исторической памяти понтийцев отпечатается навсегда как геноцид греков Османским правительством.
Греки из Эрзурума и Карса уйдут и поселятся в Цалке – высокогорном плато в верховьях реки Храми, недалеко от Тифлиса. Самые смелые пересекут Кавказский хребет и найдут пристанище на юге России – в Ставрополе и на Кубани. Множество греческих семей приютит Черноморское побережье Кавказа.
Так моя прабабушка оказалась на большой и пыльной дороге с двумя маленькими сыновьями, племянницей - сиротой и котомкой, в которую она побросала то, что можно было унести с собой. Сквозь детский плач, стоны больных стариков, грязь и пыль пробиралась Парфена к новой жизни. Иногда силы покидали ее, и в отчаянии она оставляла годовалого Иоанниса в поле и шла дальше, таща за собой остальных малышей, но, пройдя несколько метров, сердце матери не выдерживало и бросая других детей, неслась обратно за маленьким сыном. Три раза она оставляла малыша на дороге, не в состоянии продолжить путь с тремя маленькими детьми и три раза возвращалась, чтобы забрать его. Впоследствии маленький Иоаннис, закаленный жизнью с младенчества, проживет дольше всех своих братьев, и если бы не несчастный случай, унесший его в семьдесят восемь лет, то прожил бы он намного дольше. После долгих мытарств и скитаний в Тбилиси, а затем и греческом селе Мерчанское на Кубани, семья моей прабабушки в 1924 году оказалась в Ялте, среди таких же беженцев - понтийцев. Люди постепенно обустраивали свой быт, обзаводились хозяйством, благо, климат Крыма напоминал климат Понта. Подрастали дети, говорили на двух языках - дома на понтийском, с другими детьми на русском (в дальнейшем постепенная языковая ассимиляция понтийских греков приведет к повсеместному вытеснению понтийского диалекта русским языком, в результате чего потомки понтийцев, к сожалению, не будут говорить на языке своих дедушек и бабушек, а понтийский язык ЮНЕСКО занесет в «Красную книгу языков, находящихся на грани исчезновения» как язык, на котором говорят преимущественно люди старшего поколения).
Но на этом мучения Парфены не закончились. Волей товарища Сталина в 1944 году вместе с представителями других национальных меньшинств, греки оказались на Урале в далекой Башкирии, климат которой уже никоим образом не напоминал климат родного Понта.
Намучавшихся людей, не в первый раз оставляющих нажившее добро другим, поместили в бараки. И пришлось начинать все заново. Помню, рассказы прабабушки и бабушки о тяжелой, голодной и холодной жизни, другая пища, другой климат, другие люди. (Впоследствии, когда прабабушка Парфена узнает о смерти Сталина, она скажет одну фразу: « О шкилон псофисен».) Но, несмотря ни на что, трудолюбивая прабабушка умудрялась выращивать в холодной Башкирии виноград, баклажаны и перец на удивление местным жителям. Маленький садовый участок, выделенный ее младшему сыну на заводе, на котором он работал, Парфена гордо называла «хорафи» и ездила туда до 90 лет.
Моя прабабушка вырастила детей, внуков, правнуков, дождалась даже праправнуков, прожив до 97 лет, хотя ее точного возраста мы не знали, она как истинная женщина на протяжении последних нескольких лет говорила, что ей 97. Русский язык она так и не выучила, изъяснялась на нем с трудом.
Соседи и знакомые ее уважали, старушка была строга, но справедлива. Частенько прабабушка не закрывала на замок дверь, и когда внуки, ругая ее, говорили: «Бабушка, опять дверь не закрыта?! Нас же обворуют!», острая на язык Парфена отвечала: « Я ни к кому не хожу воровать, пусть и ко мне не ходят!». Когда у прабабушки в 97 лет случился приступ аппендицита, ее, конечно, никто оперировать не взялся, но врачи с интересом смотрели на старушку, которая в первый раз попала в больницу в таком возрасте.
Парфена Георгиевна Триандафиллиду, родившаяся в Карсе, дошедшая пешком до Тифлиса, жившая в Крыму, была похоронена в далекой Башкирии, о существовании которой неграмотная женщина и не предполагала.
Географию гречанка из далекого Понта изучила на практике...
«Наконец-то едет, ладно мы, старики, вот молодежь то на работу опаздывает», - голос все той же старушки, пробудившей во мне столько воспоминаний о прабабушке Парфене, вернул меня в шумное, пыльное афинское утро.
Все ринулись к автобусу, почтительно пропуская хрупкую старушку...
Она заняла единственное свободное в автобусе сиденье.
Виктория ХРИСТОДУЛИДУ
КОММЕНТАРИИ
Форум для отзывов 11 не существует.
