Кавафис – последний матрос Одиссея

20.11.2003 00:00

Кавафис – последний матрос Одиссея

Писать о Кавафисе после Бродского рискнет не всякий. Но и обойти стороной эту тему, когда не только в Греции, но и в Москве по случаю 140 лет со дня рождения и семидесятилетия со дня смерти этого выдающегося поэта современности проводятся торжественные и не очень мероприятия, будет не совсем правильно. Константинос Кавафис родился в Александрии (Египет) в 1863 году и умер там же семьдесят лет спустя от рака горла.

Это имя, как видится, знакомо не многим. Его терпкий вкус, подобно заварке чая, доходит со временем. И будет не удивительно, что постепенно о Кавафисе начнут говорить как о «самом замечательном поэте двадцатого века». А культура Эллады запишет его имя золотыми буквами как еще одного Великого Грека. Заскорузлые националисты будут опровергать его гомосексуальность, как происки тлетворных масонов.
Меж тем, был ли он греком, как был гомосексуалом?
Был. Может не столько греком, сколько эллином, которые, как известно, любовь по половому признаку не делили.
Кавафис жил в Египте. Некоторые полагают, что «на периферии Европы». Отнюдь. К Европе поэт имеет тоже отношение, как и культура Античной Эллады. Он смотрит на материк, видя в нем продолжение Греции. Не страны, конечно. А результата того греческого чуда, о котором много пишут ученые, и которое берет свое начало от Гомера.
Кавафис – один из матросов Одиссея, решивший не возвращаться на историческую родину.
Впрочем, для эллинов все Средиземноморье, где расселились они, словно лягушки, является родиной. Очевидно, что исторической.
В том Египте позапрошлого и прошлого веков очень мало осталось от Греции. Она растворилась в культурах, примеривавших на себя эту территорию. Очень мало осталось, но все же осталось. Кавафис вызвался быть хранителем этих ценностей. Более того, он употребил их в дело, позволив возродиться новому эллинизму в современной поэзии, в искусстве. Который, кстати, как ни парадоксально, редко встретишь в самой православной Греции.
Решимся на опасное обобщение - к русскоязычному читателю Кавафис пришел через Бродского. Уже сам этот факт говорит о влиянии греческого поэта. Эссе Иосифа Бродского о Кавафисе, выдержки из которого сопровождают нас по этому тексту, - отдельная тема. Мы же хотели бы обратить внимание собственно на стихотворения. К сожалению, не удалось обнаружить свидетельства, когда точно Бродский открыл для себя Кавафиса. Это сейчас данное имя известно интересующимся поэзией людям, а буквально лет пятьдесят назад, русскоязычный читатель был совершенно не знаком с настоящим греческим классиком. Знать его могли «дореволюционные приятели» Бродского. Например, Анна Ахматова. Факт, что стихи, созвучные Кавафису, стали появляться у Бродского еще в шестидесятых:

По дороге на Скирос

Я покидаю город, как Тезей -
свой Лабиринт, оставив Минотавра
смердеть, а Ариадну - ворковать
в объятьях Вакха.
              Вот она, победа!
Апофеоз подвижничества! Бог
как раз тогда подстраивает встречу,
когда мы, в центре завершив дела,
уже бредем по пустырю с добычей,
навеки уходя из этих мест,
чтоб больше никогда не возвращаться.

В конце концов, убийство есть убийство.
Долг смертных ополчаться на чудовищ.
Но кто сказал, что чудища бессмертны?
И - дабы не могли мы возомнить
себя отличными от побежденных -
Бог отнимает всякую награду
(тайком от глаз ликующей толпы)
и нам велит молчать. И мы уходим.

Теперь уже и вправду - навсегда.
Ведь если может человек вернуться
на место преступленья, то туда,
где был унижен, он прийти не сможет.
И в этом пункте планы Божества
и наше ощущенье униженья
настолько абсолютно совпадают,
что за спиною остаются: ночь,
смердящий зверь, ликующие толпы,
дома, огни. И Вакх на пустыре
милуется в потемках с Ариадной.

Когда-нибудь придется возвращаться.
Назад. Домой. К родному очагу.
И ляжет путь мой через этот город.
Дай Бог тогда, чтоб не было со мной
двуострого меча, поскольку город
обычно начинается для тех,
кто в нем живет, с центральных площадей
и башен.
    А для странника - с окраин.

И Кавафис:

Фермопилы

Честь вечная и память тем, кто в буднях жизни
воздвиг и охраняет Фермопилы,
кто, долга никогда не забывая,
во всех своих поступках справедлив,
однако милосердию не чужд,
кто щедр в богатстве,
но и в бедности посильно щедр
и руку помощи всегда протянет,
кто, ненавидя ложь, лишь правду говорит,
но на солгавших зла в душе не держит.
Тем большая им честь, когда предвидят
(а многие предвидят), что в конце
появится коварный Эфиальт
и что мидяне все-таки прорвутся.
(Пер. С. Ильинской)

Собственно современная Греция не отказывалась от Кавафиса, но откровенно его стеснялась. Ему удалось избежать гонений, которым подвергся другой общепризнанный на мировом уровне гений – Никос Казандзакис, но до сих пор имя поэта является здесь символом гомосексуализма. В свежем фильме, один из главных героев, чтобы подчеркнуть свою скрытую «голубоватость», начинает читать стихи Кавафиса:

Начало

запретное и острое блаженство
отхлынуло. Они встают с матраца
и быстро одеваются без слов.
Выходят врозь, украдкой, и по этой
неловкости на улице понятно:
им кажется, что все в них выдает,
с кем миг назад они упали рядом.
Но так и дорастают до стихов.
И завтра. Позже. Через годы, сила
Наполнит строки, чье начало – здесь.
Перевод Б. Дубина

Между прочим, строки хороши сами по себе, а угадать в них гомосексуализм, можно только зная автора. Правда у него есть и более откровенные стихи.
Тем не менее, греческий режиссер Яннис Смарагдис снимает фильм «Кавафис», где этой теме уделяется достаточно внимания. Наивно подчеркнем: величие поэта нам видится совершенно не в этом. Кто, слушая непревзойденного Чайковского, задумывается, любовь к мужчине или к женщине вдохновила его на создание воистину небесных творений?
Режиссера понять можно, дабы отбить затраченные деньги, он должен был привлечь зрителя скандальностью. Увы, тот день, когда «мужик Пушкина и Гоголя с базара понесет», просто за то, что это замечательные авторы, пожалуй, не наступит никогда. Даже в суровый голод на приличные книги в советские времена, данный индивид «нес с базара» увесистые тома полных изданий сочинений классиков, но не для чтения зимними холодными ночами, а в цвет к обоям.
Кавафису никто не станет гарантировать массовый успех. Наверное, он ему и не нужен. При всей раскрученности того же Бродского, тиражи его не превышают десяти тысяч, значительно уступая таким выдающимся мастерам слова, как Маринина и Донцова.
Кавафис славен своим влиянием. Своей возможностью дарить угол зрения на события. Читатели тех же Марининой и Донцовой знать не знают, кто такой Кавафис, но сами эти авторы популярной треш-литературы наверняка не только слышали, но и читали греческого классика. Этого вполне достаточно.
Кавафис ныне вполне неплохо издан на русском языке. Так в 2000 году, как сообщает сайт «Грекру», в серии «Греческая библиотека» (Изд. «О.Г.И.») было издано практически все поэтическое наследство Кавафиса на русском языке (включая и 15 стихотворений под редакцией И. Бродского) с названием «Русская кавафиана» (составитель С.Б. Ильинская). В этом году, Кафедрой византийской и новогреческой филологии МГУ им. М.В. Ломоносова в сотрудничестве с Издательством «Итака» завершают знакомство русскоязычного читателя с наследством мирового классика изданием нового тома «К.П. Кавафис. Избранная поза».
Будучи летом этого года в Калининграде, я тщетно пытался разыскать что-нибудь из выше указанного. Не удалось обнаружить Кавафиса и в богатейших (особенно по сравнению с калининградскими) книжных магазинах Риги. Будем надеется, что в самой России произведения этого автора все же присутствуют на прилавках.
В Греции переводы Кавафиса на русский в магазинах русской книги тоже не попадались. Да что говорить, здесь даже популярный Казандзакис – редкость, хотя на русском изданы практически все его произведения, включая прославленного «Грека Зорбу» и скандальное «Последнее искушение Христа».
А вот на греческом книг Кавафиса предостаточно. Но и в переводах есть своя сладость. Вот что пишет Бродский: «Каждый поэт теряет в переводе, и Кавафис не исключение. Исключительно то, что он также и приобретает. Он приобретает не только потому, что он весьма дидактичный поэт, но еще и потому, что уже с 1909-1910 годов он начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм».
По мне так «богатая образность», как в стихах Кавафиса, так и Бродского - самое ценное. Но классик прав. Трактовать более простые стихи при переводе легче. Чем элементарнее слово – тем больше у него смысла. Переводчику сподручней подстраивать текст под родную словесную культуру. Тут главное, чтобы сама тема стихотворения была завораживающей. А у Кавафиса этого достаточно:

Голоса

Безмолвны голоса любимые. Одни
уже мертвы. Утрачены, навек ушли другие...
Порою их во сне я слышу вновь,
Иль грежу ими наяву порою...
И дальний отзвук близких голосов
опять нанизывает прожитого строки. И
музыкой ночною тихо гаснет...
(Пер. Х. Закирова)

Сократ ГРАММАТИКОПУЛОС

КОЛ-ВО ПОКАЗОВ: 4887

ИСТОЧНИК: http://www.greek.ru