Но у полиции сегодня выходной

Я всегда полагала, что только детали имеют значение. Может, поэтому я цепляла взглядом и оставляла в памяти незначительные, казалось бы, подробности своих путешествий.

Например, греческие кошки совсем не похожи на российских. Вот город Кос, столица одноименного острова, и разжиревший султан у входа в развалины Акрополя – рыжий, грязный, мутноглазый господин целого роя кошек и котят – лежит под кустами пунцовых олеандров, надменно ожидая подаяния на прокорм прожорливого гарема, безразличный к византийской мозаике и обломкам колонн за сплетениями бугенвиллий и жасмина. Кошки побережья, словно разжалованные и трепанные жизнью богини Бастет, тощие, с жадными желтыми глазами – угрожающе разевая пасти, они требовательно бродят между ног посетителей рыбной таверны на безвестном берегу Керкиры, где-то за виллой Ротшильда, готовой окунуться в воду, и маленькой часовней, похожей на каменную коробку. К деревянным столикам под навесом несут мелкую рыбешку, пойманную гостями с борта яхты и пожаренной здесь за умеренную плату, χωριατική σαλάτα, который мы называем греческим, прозрачное пиво и морского скорпиона – огромную рыбу с драконьими плавниками, рдеющую в томатном соусе, вкуснейшую рыбу, стоящую своей немаленькой цены. Пахнет морем, оливковым маслом, поджаренной чешуей, горячей пылью. Чуть качаются яхты на причале, над золотисто-белыми камнями под бутылочной зеленью волн.

Это Корфу, изысканный, дорогой, с венецианской грацией песочно-желтых арок, белых ставень, чугунных фонарей и венецианским же флером запустения; год две тысячи восьмой, обжигающий июль. Приезжая сюда, да как и на любой греческий остров, кощунственно лежать все дни на шезлонге, прерываясь на еду. Поэтому вскоре мы оставляем пальмы тенистого, маленького – вполовину меньше, чем на рекламной фотографии на сайте «Грекотеля», – и кишащего детками пляжа (надо, надо было брать правее, «Ева Палас» с его романтично пустынной песчаной полосой) и снова собираемся в дорогу, пересекаем Корфу с востока на запад. Изгиб берега, виллы и маленькие отели, сбегающие вниз, дома цвета охры и терракоты, нависшие над сосновым изобилием на склонах гор, белая пена лодок и катеров в заливах Палеокастрицы. Туристический автобус встает в карман дороги возле смотровой площадки – наш гид Георгий замечает: «Вообще-то, здесь нельзя парковаться. Но у полиции сегодня выходной».

Солнце нагревает воду, закрывает горизонт голубым маревом, и в нем плывут: каменно-серый островок, похожий на корабль – очередной претендент на звание корабля Одиссея, и кремовый островок монастыря Богородицы среди густой пены южных сосен. Последние туристы стараются обежать пропитанные солнцем стены за полчаса до закрытия, а напоследок сфотографироваться у пушки, стоящей над зеленым утесом в память почитаемого здесь как святого адмирала Ушакова. Внизу путешественники оплывают на маленьких катерах причудливые гроты феакийской земли. Кажется, вот в этом, высоком, прохладном и темном, Навсикая смотрела на малиновые всполохи рыбок и ждала Одиссея. А сюда, в узкую расщелину с кобальтовым полумраком стен, на дне которой золотое солнце пляшет на нефритовых камнях, вплывали герои даррелловского «Говорящего свертка», чтобы отправиться в Мифландию.

Вам обязательно покажут виллу Даррелла – где-то там, в неестественной пышности пиний, на другой оконечности острова, залива, бухты – придумают, возможно, но разве это имеет значение? На Корфу слишком много вилл знаменитостей почивших и ныне живущих, и слушать о них, проезжая по острову – некая неизбежность.

Наш гид показывает на один из изгибов зеленой керкирской земли – за ним находится очередное приобретение самого знаменитого россиянина последней декады. В моих путешествиях я часто слышу о латифундистских подвигах моих соотечественников. Вот и сейчас нам поведали печальную повесть о том, как Абрамович купил кусочек побережья – вот над тем уединенным заливом за горой – но не учел, что пляжи в Греции в частной собственности находиться не могут. И вот на лодочках и катерах плывут на его – нет, конечно, муниципальный – пляж отдыхающие, вольготно располагаясь под щедрым солнцем Эллады… Мы от всей души сочувствуем Роману Аркадьевичу, смотрим с веранды ресторана на горе на влажную сине-зеленую панораму внизу и пьем наш кофе.

О, средиземноморский кофе, я никогда не устану петь тебе хвалу! Среди своих собратьев греческий кофе отличается мягкостью, им не взбодришься, как крутым глотком итальянского ристретто, он, напротив, скорее добавит в воздух южной неги. В первый раз мне подали его на Косе, неподалеку от скрученного тысячами узлов, со светящимися солнцем расщелинами платана, по преданию, заставшего Гиппократа. Кос, мой первый греческий остров. Скромный и по-деревенски простой, несмотря на свое славное прошлое, отмеченное Асклепионом и развалинами замка иоаннитов. Год две тысячи шестой, июнь, чабрец под ногами, высокие сосновые леса, укрывшие горы напротив, корова, пасущаяся неподалеку от отеля, и тугие волны, и сожженные плечи, и минарет возле Агоры, и белый купол православного храма на склоне холма среди вечерних сосен, и терпкая рецина, и пряный дзадзики.

Ни одно греческое блюдо, что я пыталась готовить дома, не получалось похожим на то, которое я ела там. Должно быть, не хватает не ингредиентов, а запаха солнца и морской соли.

От берегов Коса я плавала к бело-серой мозаике взбирающихся вверх, петляющих по каменным склонам проулков безводных скал Нисироса, поднимаясь к мелово-белым стенам и полумраку пещер монастыря Панагия Спилиани: тихий блеск множества приношений вокруг иконы Одигитрии и алые герани на ультрамарине – небо и море, окрашенное в самый синий цвет вод, который мне довелось увидеть – это осколки черной лавы упокоились на дне. А сам вулкан дремлет, дыша серой. И букашки в кепках и ярких шортах, с фотоаппаратами на шее, спускаются в его кратер.

А севернее, прильнув к берегам Керкиры, крепко соленое, изумрудно-синее Ионическое море слепит глаза в полукруге золотисто-белого пляжа Глифады. Мы стоим на вершине горы, густо поросшей оливами. Я думаю о том, как этот берег внизу не похож на пляжи Коса – да и пляжи острова Гиппократа не похожи друг на друга: на северном побережье, напротив острова Калимнос – редкий песок и крупные камни, о которых бьются строптивые волны Эгейского моря, а вот бухта на юго-западе, в Кефалосе, с водой теплой, ласково-неподвижной, обманчивой: настолько прозрачной, что разглядываешь переплетения близкой и теплой молочно-серой гальки, хочешь коснуться ее пальцами ног – а под ступнями уже глубина в два твоих роста.

Эгейское море серьезно-синее, всегда беспокойное, подбрасывает серфингистов и парусники вдоль побережья, но вдруг достигает загадочного водораздела, обозначенного Аквариумом на одном из мысов Родоса, и – томное, блестящее, едва колышущееся и зеленое, как оливковое масло, Средиземное море расстилает свои владения.

Родос. Немного важный, открытый и солнечный, играющий мозаикой былых культур от госпитальеров и дорийцев до итальянцев и османцев. Линдосский акрополь смотрит вниз на сверкающую синюю гавань в кольце высоких скал, разомкнувшихся две тысячи лет назад, чтобы пропустить апостола Павла на землю тельхинов. Следом за безмолвствующим третье столетие минаретом и затененными плитами мусульманского кладбища появляются напротив набережной столицы три древних мельницы – отдыхают на фоне океанского лайнера. Тянутся вдоль берега отели, построенные и еще растущие. Пломбирные зонтики сложены вдоль длинного пляжа отеля «Луи Колоссос». Мягкое октябрьское утро, год две тысячи девятый… Первые купальщики разбирают последние запасы двадцать раз разбавленного, зато включенного во «все включено» сока. Мы отправляемся в город на автобусе – полчаса, и мы под стенами Родосской крепости. В отличие от развалин замка госпитальеров в Косе, навевающих мысли о бренности бытия, эта обитель нынешних мальтийских рыцарей сохранилась весьма хорошо. О замке, восстановленном для Муссолини в годы Второй мировой, написано достаточно, но снова частности: там удивительные светильники. Бродя под сводами бывшей резиденции великого магистра, одну их витую медь можно разглядывать часами.

Возвращаемся в город, окунаясь в мир магазинов, палаток, бросового изобилия. Это конец сезона, и надо спешно продать остаткам туристов: кожаные шлепанцы (отличные шлепанцы, мы с мамой взяли по паре), цветные накидки, подозрительные галстуки, расписные пепельницы, китайские соломенные шляпы и китайские же полотенца со страшно линяющей картой острова, кепки с надписью «ΕΛΛΑΔΑ», оливковое масло и мыло с ним же, рахат-лукум с розовыми лепестками и прочая, прочая, прочая, что ты иногда берешь, а потом, уже дома, часто думаешь, зачем… В муравейнике лавочек возле громады родосского «Грекотеля» пожилой немец с крайне серьезным лицом набирает связку ремней «Дольче и Габбана» и «Диор» по полтора евро штука. Ein gutes Gesch ä ft, не правда ли?

Мне вспоминается полосатый, как лоскутная дорожка, навес над улочкой Корфу: все те же кремы, стекло, серебро, кожа, мелкая сувенирная мишура. «В свое время был введен запрет на торговлю в воскресенье», – рассказывает нам наш керкирский гид. «Прекратившие торговлю стали даже доносить в налоговую полицию на тех, кто все-таки занимался этим небогоугодным делом. Впрочем, им так никто и не мешает работать в воскресенье, ведь у налоговой в этот день выходной».

После того, как Господь выгнал торговцев из храма, они не стали уходить далеко. Мы выныриваем из сувенирного проулка и оказываемся у врат кафедрального собора святителя Спиридона Тримифунтского. Мощи святого лежит под стеклом большой серебряной раки – сохраненные в целости, за исключением десницы, которую в эпоху очередных войн увел и недавно вернул Ватикан. Поклонившись святому, мы выходим из-под темных прохладных сводов под жаркое солнце феакийского полдня, идем по Спьянаде, среди итальянской грации греческого Корфу. След Италии вообще заметен на греческих островах, особенно сильно на Керкире, и не так ярко на Родосе.

На острове возлюбленной Гелиоса в живописном местечке «Семь источников» было найдено интересное применение сугубо техническому изобретению инженеров дуче: длинный и узкий водоотводный тоннель превращен в туристическую достопримечательность. Как обещают экскурсоводы, если загадать желание и добраться до конца тоннеля, то загаданное обязательно сбудется. Ничего не могу пока сказать насчет желания, но в середине пути, когда не видишь ничего и никого, только слышишь шлепанье босых ног соседей по ледяной воде, становится жутковато.

Мне всегда интересно открыть самой, для себя, некое спрятанное сокровище, о котором и не всякий справочник скажет. И мы нашли «Источники Калитеи» на полпути между нашим отелем и городом. Скалы, обрывающиеся в море, маленький каменистый пляж, белые беседки и дуги мостиков, причудливо изогнутые сосны и круглая колоннада под сетчатой крышей, с ангелом, венчающим фонтан. Кофейня в пещере с видом на залив, маленький каменный пляж и родник в скале среди гигантских алое. Чудесное место, чтобы сбежать из гостиницы на один жаркий день. В пять часов среди этой идиллии выступают на сцену практические соображения: родник замолкает. Последние капли бегут по трубе – на сегодня раздача воды закончена.

На следующий день мы, наконец, добираемся до креста, долго манившего нас с горы по другую сторону дороги. Мы думали: это прячется где-то за соседней гостиницей монастырь, но казалось, что это отель «Эсперос» взобрался на скалы, имитируя «традиционную греческую деревню» уровнем в пять звезд. Впрочем, часовня Святой Софии на самой высшей точке комплекса оказалась настоящей. Мы ставим высокие свечи в прохладный песок. Делаем несколько фотографий: море, белый крест, меловые цилиндры гостиничных номеров, смотрящих на море, яркие цветники. И садимся в бесплатный автобус, курсирующий по маршруту «часовня-пляж».

Пора возвращаться. Уже пройдя паспортный контроль, в толчее «Домодедово» я вдруг вспомню, как мы ехали в аэропорт Корфу на такси. «Господи, как он водит… Где встречка, где поворотник, где что…» «Так правильно», – отвечал мне муж, – «Ведь у полиции сегодня выходной»…

***

Зайдя в конце этого апреля в овощной магазин по соседству, я увидела коробки с клубникой. С адресом производителя – на греческом. Так значит, там уже поспела клубника. Уже море шепчет гальке о том, что солнце скоро согреет обоих. Уже ушли дожди, и лазурь победила. Значит – я вернусь.

Я еще не знаю, когда. Я не знаю, согреют ли меня новые острова или, наконец, я ступлю на материк. Я не знаю, какой край Эллады подарит мне свои древние камни, свои цветы азалий в парках и малиновый огонь бугенвиллий на молочно-белых стенах, свое море, такое разное, такое манящее; свои истории о прошлом и настоящем.

Но – я жду нашей встречи. Мы увидимся снова.

Обязательно.