Санкт-Петербург – Хельсинки – Амстердам – Афины – Пирей – Коринфский канал – Эпидаврос – Нафплио – Монемвазия – Диру – Мистрас – Каламата – Нафплио – Микены – Коринф – Афины – Амстердам – Хельсинки – Санкт-Петербург
Из всех моих путешествий нынешнее получилось, должно быть, самым неожиданным. Ещё за десять дней до отъезда я собирался совсем не так и не туда. Покупка авиабилетов Хельсинки – Амстердам – Афины и обратно на сайте www.edreams.com вообще не оставила ощущения какого-то значительного поступка. То ли дело прежние времена, когда мы с вечера и за 45 суток занимали очередь в железнодорожные кассы на канале Грибоедова! Тогдашним путешествиям предшествовали ещё долгие недели переживаний, разных покупок, чтения отчётов и т. п. Вечером в пятницу, 25го января я возвращался с работы около девяти вечера. На раннее утро субботы был намечен отъезд, а я ещё и думать о нём не думал. Добравшись до Интернета, заказал на сайте www.gtahotels.com гостиницу в Афинах на первые две ночи. Только и всего.
Ближе к полудню 26го января выдвинулись к финской границе. В Торфяновке было пусто – на все формальности мы потратили в общей сложности чуть больше часа. Добрались до Хельсинки, нашли милый финский ресторанчик на Esplanade, чудесно пообедали. Мне особенно понравилась оленина с клюквенным вареньем. Прекрасная Суоми. Ближе к полуночи поехали в аэропорт. Пустой Vantaa встретил нас длинным рядом одинаковых стоек и киосками для автоматической регистрации на рейс. В устройство можно впихнуть прямиком страничку паспорта, затем выбрать на схеме самолёта свободные места, распечатать посадочный талон и багажные бирки. Воспользоваться услугами киоска мы не решились, поскольку нам требовалось отправить багаж прямо в Афины. Потом поняли, что переживали зря: система отлажена идеально.
– Your luggage goes straight to Athens, – предупредила нарядная девушка за стойкой, вручая нам посадочные талоны сразу на оба рейса.
– Kiitos.
Boeing 737 голландской компании KLM вылетел из Vantaa 27го января около половины седьмого утра по восточно-европейскому времени. Пилот приветствовал пассажиров по-английски и на загадочном языке своей родины, в коем угадывалась смесь английского и немецкого языков.
Спать голландцы нам не дали: едва самолёт набрал высоту, они принялись греметь подносами, что, несомненно, предвещало завтрак. После шести часов голодного сидения в аэропорту (не то чтобы у нас не было денег на еду, скорее просто не было намерения их тратить), отказаться от завтрака даже в пользу такого приятного занятия, как сон, было совершенно невозможно.
Завтрак и впрямь последовал и оказался весьма любопытным (см. фото). Упаковка каждого продукта уверяла нас, что её содержимое натуральнее самой природы и что при его производстве ни одно растение, а тем более, животное, не пострадало. Надо сказать, сам завтрак едва ли пострадал от такой бережливости: все четыре раза (два – туда, два – обратно) я съел его с огромным удовольствием. Единственный недостаток – взрывающиеся пакетики с йогуртом: запакованные при обычном давлении, на высоте они норовили измазать с головы до пят иных незадачливых пассажиров.
В Амстердаме у нас было всего полтора часа – слишком мало, чтобы насладиться всеми прелестями нидерландской столицы, но достаточно, чтобы насладиться прелестями её аэропорта. Аэропорт Schiphol, как и всякий уважающий себя аэропорт, занимает огромную площадь и представляет собой хитроумный лабиринт корпусов, связанных друг с другом лестницами, лифтами, эскалаторами и пешеходными переходами. Поражают: обилие указателей, приспособления для инвалидов, говорящие эскалаторы, огромные экраны с вещающим безмолвно CNN (сразу вспомнился «Терминал») и табло отправлений на ближайшие пять-шесть часов, занимающее десяток таких же экранов. Ближе к десяти добрались до нашей калитки (D87), чтобы погрузиться в очередной Boeing.
В отличие от предыдущего самолёта, этот был полупустой. Видимо, Греция в январе не пользуется популярностью у туристов. Что ж, тем лучше для нас. Когда садились, в Амстердаме было ещё темно: нам достались только огни столичных небоскрёбов да маячки взлётно-посадочной полосы, мелькнувшие вдалеке на очередном вираже. При свете мы увидели, как много таланта и терпения потребовалось голландцам, чтобы уберечь свои земли от неизбежного затопления. Вода под крылом виднелась повсюду, всё побережье было испещрено густой сетью каналов, мостов, дамб, глухих заливов, перемычки между которыми оказались густо застроены всевозможными домиками и огромными теплицами с неведомым содержимым. Потом мы развернулись к югу, солнце уставилось в левый борт, внизу показались облака. Скоро земля скрылась из виду.
Через два с половиной часа пилот объявил, что мы готовы к посадке. Внизу медленно плыл классический горный пейзаж, и заснеженная вершина горы Парнас высилась над всем этим великолепием. Обогнули холм Parnitha, нависающий с севера над греческой столицей, и двинулись дальше на восток, к морю. Огромный город лежал внизу, словно слепленный из тысяч одинаковых белых домиков. Вдалеке, за портом Пирей едва серебрились в дымке воды Саронического залива. Ещё пара минут – и холм Imitos загородил от нас Афины. Самолёт благополучно приземлился в международном аэропорту Eleftherios Venizelos.
В действительности, наше путешествие было не так уж плохо подготовлено: я точно знал, что на выходе из аэропорта нас будет ждать скоростной автобус X95, который за 3.2 EUR довезёт каждого желающего до площади Syndagma, одной из центральных в Афинах. Время в пути – около часа. Кроме того, в моём распоряжении была карта Афин, по которой я с легкостью мог проложить маршрут от площади Syndagma до гостиницы. Не так уж мало, сказать честно.
Сперва автобус быстро мчался по платной автостраде, затем въехал в город и был вынужден сбавить ход. Разноголосый и разноязыкий гул в салоне не мешал наблюдать за тем, что происходило за окном. Там плыли одинаковые дома, не слишком выразительные, слишком одинаковые, в нарядном обрамлении цветов, пальм и мандариновых деревьев. Я называю их мандариновыми не потому, что слыву знатоком ботаники, а потому, что все они были буквально увешаны обыкновенными спелыми мандаринами. Потом показалось ещё одно здание, больше других. Название на фронтоне прочитать было нетрудно (пять лет на МатМехе не прошли даром, хоть греческий алфавит выучил наизусть) – больница имени Гиппократа. Так-то.
Площадь Syndagma в переводе на русский язык означает площадь Конституции. Здесь расположено здание греческого Парламента, отсюда же берут начало несколько оживлённых магистралей и главная пешеходная улица исторического центра – Ermou. Вообще, как скоро выяснилось, понятие «исторический центр» к Афинам не вполне применимо. С некоторой натяжкой так можно назвать равнобедренный прямоугольный треугольник, образованный улицами Ermou, Stadiou и Pireos, первые две из которых сходятся на площади Конституции. Впрочем, натяжка выйдет внушительная, ибо вне границ треугольника окажутся практически все античные памятники Афин: Акрополь с Парфеноном, римская Агора, храм Зевса-Олимпийца и другие.
По существу, центр города состоит из нескольких районов, каждый из которых совершенно непохож на другие. При этом чётких границ между районами не существует, один плавно перетекает в другой. В лабиринте узких, часто кривых улиц ориентироваться невозможно: четырежды пройдя от Syndagma к нашему отелю на улице Voulgari, я четырежды следовал новым маршрутом. Каково же было моё изумление, когда в чётвертый раз я набрёл на громадный собор, который все предыдущие дни мы умудрялись обходить стороной! А вновь посетить дивную и весьма просторную площадь, куда мы случайно забрели в первый же день, мне при всём желании так и не удалось.
• Plaka – район кафе и сувенирных лавок. Здесь Афины более всего напоминают исторический центр любого восточно-европейского города, скажем, Братиславы или Варшавы. Кирпичные домики высотой три-четыре этажа высятся по сторонам узких улиц, балконы и фонари увешаны цветами, на улицах полно столиков и зонтиков, принадлежащих местным кофейням. Судя по всему, летом здесь много туристов, но «низкий сезон» оставил нам достаточно места для прогулок.
• Syndagma – деловой фасад среднего европейского города. В высоких кирпичных домах (6-7 этажей) здесь размещаются офисы крупных компаний, большие магазины, туристические агентства, банки и т. п.
• Monastiraki и Psiri – пёстрый, шумный, грязный восточный базар наподобие стамбульского Grand Bazaar. Неприглядная каркасная архитектура, отягощённая немыслимым числом всяких вывесок, плакатов и объявлений. Дома в этом районе чем-то напомнили мне окраинные районы Нью-Йорка, где довелось побывать много лет назад. В районе преобладает арабское, а отчасти и центральноафриканское население. Особенно много иммигрантов в северной части района, непосредственно примыкающей к Pireos.
• Anafiotika – неправдоподобный квартал на северном склоне Акрополя. Как утверждает путеводитель, в середине XIX века (следует уточнять: н. э.) первый император независимой Греции Оттон призвал лучших мастеров с острова Анафи, чтобы те выстроили ему императорский дворец. Вопреки отечественной традиции (см. «Зодчих» Дмитрия Кедрина), император решил наградить своих подданных и выделил им участок земли в самом центре Афин. Верные своей малой родине анафичане воспроизвели здесь тот пейзаж, в котором привыкли жить: одноэтажные деревенские домики, покрашенные преимущественно в белый цвет, узкие проходы, лестницы, густая зелень, ставни, черепица, верёвки с бельём. Здесь невозможно представить, что находишься в центре огромного города с многомиллионным населением.
Мы выгрузились на Syndagma и тотчас двинулись по лабиринту в направлении Voulgari, где нам был обещан ночлег. Первое впечатление – улица Perikleous (названия! названия!) и непрерывные негры, торгующие кожаными кошельками прямо с мостовой. Боже мой, Афины, колыбель цивилизации! Конечно, Африка тоже имеет некоторые права так называться, но всё же толпа чернокожих, кидающихся сворачивать торговлю при появлении полицейской машины, смотрелась слишком неорганично. Молчаливые и озадаченные прохожие (в основном, из числа местного населения) равнодушно шли мимо. С сумками наперевес мы не могли не привлекать внимания и поспешили свернуть в одну из боковых улиц. Здесь было совершенно тихо и почти безлюдно. Правда, стоило нам застыть с картой в руках, как нам тотчас же предложили помощь, но мы отказались. Немного поснимали в этом районе и по улицам Evripidou, Sokratous и Sofokleus (названия!) вышли к гостинице. По мере приближения к Pireos росла концентрация смуглокожего (по всей видимости, североафриканского, арабского) населения. Здесь они занимались примерно тем же, что и негры на Perikleous, только торговали, в основном, разной одеждой с тех же покрывал, брошенных прямо на асфальт. На улице Voulgari, где расположился отель Marina, большинство вывесок были продублированы арабской вязью. Прямо напротив входа в гостиницу расположился Spicy Fast Food (там с утра до ночи роились арабы), а чуть поодаль – магазин «Русские продукты», в котором я обнаружил сгущёнку, тушёнку, пиво «Очаково», сок «Добрый» и… боржоми. Всё смешалось в гостеприимном греческом доме.
Несмотря на относительно неприглядный вид улицы, где мы разместились, сам отель оказался очень хорошим, как по оформлению номеров, так и по составу постояльцев. Весь он был переполнен европейской публикой, туристами из разных стран, и во время завтрака в столовой царило настоящее вавилонское столпотворение. Continental buffet, обещанный при бронировании, оказался не таким уж скромным: ветчина, сыр, яйца, помидоры, хлопья, молоко, чай, кофе, кекс, булочки, джем… В общем, вполне достаточно, чтобы как следует позавтракать и приготовиться к новым свершениям. Разместившись в номере, мы тотчас же собрались идти к Акрополю. Часы показывали около пяти вечера, скоро должно было начать темнеть, всё же мы надеялись увидеть что-то интересное до наступления темноты. Подъём в Акрополь, очевидно, следовало отложить на следующий день.
С трудом пробившись через рой непонятно к чему клубившихся арабов, выбрались на площадь Monastiraki. К сожалению, в настоящее время эта площадь выглядит совсем неприглядно из-за продолжающегося строительства станции метро. В узком проходе между домами и строительным забором теснились прохожие и торговцы, стояли ларьки с фруктами и сувенирами. Мы поторопились пробиться сквозь толпу, чтобы поскорее выйти к римскому форуму, откуда начинается подъём на Акрополь. Здесь долго фотографировали руины: какие-то древние камни, отдельно стоящие и лежащие колонны, а также краешек Пропилеи – входа в Акрополь далеко на холме, который я поначалу принял за Парфенон. Все эти древности скоро померкли на фоне новых открытий, так что большую часть фотографий я удалил без всякого сожаления.
Отсюда пошли вверх и скоро оказались на тропе, огибающей Акрополь с севера. Если повернуть вправо, можно выйти к кассам и главному входу в святилище, но мы предпочли двинуться влево и полюбовались красотами удивительной Анафиотики. Солнце к тому времени уже село, так что большинство фотографий оказались не слишком удачными, но и они в достаточной мере передают очарование этого островка провинции в центре столичного города. С холма спустились в район Plaka, а оттуда быстро выбрались на шумную улицу Andhrea Syngrou, где пообедали в простом и спокойном греческом ресторане. Кругом скучились офисы агентств по аренде автомобилей, начиная от глобальных монстров Avis и Hertz до колоритных местных компаний, предлагающих сильно подержанные мотоциклы. Я, однако, решил, что выйдет дешевле заказать машину через Интернет, и намеревался найти Интернет-кафе, откуда можно сделать заказ. Это удалось в ходе вечерней прогулки по Плаке, куда мы отправились сразу после обеда. Нарядный туристический район встретил нас блеском разноцветных фонариков и многочисленными кафе, полупустыми по причине low season.
Потом снова вышли к Syndagma и по Stadiou двинулись к площади Omonia, замыкающей с севера исторический центр города. По пути встретили целую коллекцию разнообразно раскрашенных объёмных сердец, установленных прямо на центральных улицах города. Целую коллекцию Hearts of Athens 2008 собрал мой брат, у которого я и стащил один снимок. Около десяти были в гостинице.
Понедельник, 28 января мы планировали целиком посвятить Афинам. В первую очередь надлежало, конечно же, подняться на Акрополь. Через Пропилеи пробрались наверх. Было очень ветрено, с севера наползали тёмные тучи, и казалось, небо вот-вот разверзнется у нас над головами. Наверху было немноголюдно, особенно если сравнивать наши наблюдения с виденными в Интернете летними фотографиями: толпы туристов. Оглядели сам Парфенон и несколько соседних построек: Эрехтейон со знаменитыми кариатидами (женскими фигурами в роли колонн), другие руины. Как следует из путеводителя, завоеватель Византии турецкий султан Мехмет II (нужно отдать ему должное!) строжайше запретил трогать греческие памятники. Однако его потомков мало интересовали культурные ценности, так что они не нашли ничего умнее, чем устроить в Парфеноне склад оружия и боеприпасов. И в 1687 году случилось то, что и должно было случиться: во время осады города венецианцами случайный снаряд угодил в храм, и склад взорвался. Взрыв привёл к обрушению кровли и части колонн: то, что за две тысячи лет не дрогнуло под натиском времени, рухнуло в одну секунду по воле человека. Глупо обвинять турков или венецианцев в этой трагедии, но 400 лет турецкой оккупации не без оснований признаются греками самой мрачной страницей истории. До сих пор отношения Греции и Турции остаются очень напряжёнными, и если территориальные споры в Македонии уже не являются источником серьёзных разногласий (глупо надеяться, что турки возвратят грекам Стамбул и проливы), то статус Северного Кипра по-прежнему вызывает острые споры.
На южном склоне Акрополя (обращённом к Пирею и к морю) расположены руины двух крупнейших античных театров – театра Герода Аттика и Диониса. Театр Диониса изначально был больше по размеру, однако сейчас сильно зарос травой, поэтому находится в худшем состоянии. В театре Герода Аттика установили новые мраморные скамьи, отреставрировали сцену, теперь летом здесь проходят многочисленные представления.
Не стану восклицать что-то в духе: «Да, были времена!» Не стану и называть современных авторов бледными подражателями своих предшественников. Но ничего не поделать: корни всякой современной драмы уходят именно сюда, в античность, во времена Софокла, Эсхила, Еврипида, Аристофана. Именно античная драма, чьи традиции зарождались две с половиной тысячи лет назад на этих склонах, задала тон всему европейскому театральному искусству.
По южному склону Акрополя спустились в Плаку. Непосредственно к югу от главного холма Греции завершается строительство ультрасовременного Центра исследований Акрополя, который в скором будущем может составить серьёзную конкуренцию Национальному археологическому музею Афин. Мы застали рабочих за покраской ограды главных входных ворот, здание выглядит полностью готовым и скоро должно открыться для посетителей. Привлекает внимание занятная архитектура Центра, верхний этаж которого словно бы сдвинут и развёрнут на несколько метров и градусов по отношению к нижним этажам. Когда добрались до Плаки, начался небольшой дождь, так что мы поспешили нырнуть в одну из ближайших кофеен, где отведали греческого кофе (Greek Coffee во всём мире называется турецким, но не говорите об этом грекам!) с пахлавой. К тому времени, когда со сладостями было покончено, дождь прекратился, и мы пошли дальше, пока, наконец, не оказались возле главного археологического музея в нескольких кварталах к северу от площади Омония.
Афины – один из немногих городов мира, в котором археологические музеи, несомненно, интереснее художественных. Собственно, археологические музеи в Афинах повсюду, да и сам город, по большому счёту, представляет собой огромный археологический музей под открытым небом. На станциях метро можно обнаружить стеклянные витрины, за которыми красуются экспонаты, найденные при строительстве подземных вестибюлей и перегонов. Даже в аэропорту существует отдельный зал, где размещается выставка древностей, найденных при строительстве здания и лётного поля в 2002-2004 годах. И всё же наиболее ценные экспонаты (например, статуя Посейдона, которую рыбаки с острова Эвбея по случайности обнаружили на дне портовой бухты в 30х годах XX века н. э.) собраны именно в стенах главного городского музея.
Гуляя по просторным залам, невольно приходишь к выводу, что следует пересмотреть свои взгляды на древность. Нам часто кажется, что современная цивилизация выросла из Средневековья, из Возрождения, из великих географических открытий и буржуазных революций 16-17 веков, ставших символами нового времени. Но в Греции становится ясно: многие достижения европейской культуры средних веков были лишь воспоминанием о прошлом, пробуждением от тысячелетнего сна. Самое сильное впечатление, пожалуй, производит золото Микен, добытое знаменитым археологом Генрихом Шлиманом и его последователями. Забавно: в мае 2007 года, навещая московскую выставку Модильяни, мы на минутку заглянули в соседний зал, где как раз выставлялись экспонаты микенской коллекции, ненадолго прибывшие в Москву. Но вне контекста они не произвели на меня должного впечатления. Только когда понимаешь, что этим находкам более трёх тысяч лет (расцвет цивилизации в Микенах приходится на 16-12 века до Р. Х.), когда видишь, что по качеству обработки они едва уступают современным украшениям, непременно задумываешься о том, что такое прогресс (хотя бы в искусстве!) и существует ли он на самом деле.
Ещё один легендарный экспонат музея – статуя Афины Варвакион. Эта фигура считается наиболее точной копией главной греческой святыни всех времён – статуи Афины Парфенос из Парфенона (отсюда и название) работы Фидия. Оригинал скульптуры, как утверждает Википедия, был перевезён в Константинополь, где утрачен после печального разграбления Византия крестоносцами в результате так называемого четвёртого крестового похода (1204 год н. э.)
Древние статуи, фрагменты колонн, фризы, капители, крошечные фигурки животных из железа и меди поражают воображение. Особенно удивляет, с какой любовью и точностью древние мастера обрабатывали металл. Эти находки – не грубые поделки примитивных народов, наподобие тех, что часто встречаются в иных краеведческих и этнографических музеях, но подлинные произведения искусства. Во внутреннем дворике музея скучали статуи, росли мандарины, и белый голубь дремал на ветке мандаринового дерева.
Ещё одно. На первой фотографии видно, что греческий флаг над зданием музея приспущен. Мы тогда не придали этому значения и не следили за новостями. Позже стало известно, что в тот самый день, 28 января, скончался глава греческой православной церкви архиепископ Христодул (Christodoulos). В течение трёх дней его тело находилось в главном кафедральном соборе Афин. За это время, если верить новостям, проститься с архиепископом пришли около трёхсот тысяч греков – явное свидетельство того, насколько велика была любовь жителей Эллады к своему настоятелю. День похорон – 31 января – стал для Греции днём национального траура.
Вечером мы отправились в Пирей, портовый пригород Афин, надеясь отыскать там хороший ресторан морепродуктов. Бывший город-спутник, постепенно сросшийся с мегаполисом, Пирей связан с Афинами линией метро. Необычайная популярность отдыха на островах превратила крупнейший греческий порт в центр паромного сообщения с архипелагом. В летние месяцы отсюда один за другим отправляются корабли на Крит, к островам Додеканеса, на Киклады. Зимой морское сообщение с большинством островов поддерживается лишь эпизодически.
От станции Омония поезд доставил нас прямо на главную площадь Пирея. Отсюда двинулись на юг по набережной вдоль длинного ряда причалов, где дремали огромные океанские корабли. Грузовые ворота некоторых были приветливо открыты и приглашали отправиться в путешествие тотчас же. Однако у нас были другие, сугубо континентальные планы.
Найти удачный рыбный ресторанчик оказалось не так-то легко. Мы обошли чуть ли не половину Пирея, но не нашли ни одного заведения, куда нам хотелось бы заглянуть. Сверху опять полилось, стемнело, машины мчались по влажной мостовой, перезревшие мандарины (на поверку оказавшиеся довольно горькими) сиротливо лежали на мостовой. Под конец мы ещё и немного заблудились и после получаса скитаний выбрались к домашнему стадиону греческого Олимпиакоса (мы сначала подумали, что речь идёт об олимпийском стадионе), а затем и к станции Neo Faliro. Скоро снова были на Platea Monastiraki у подножья Акрополя.
Желаемую sea-food мы всё-таки нашли на улице Adhrianou, куда заглянули полюбоваться на остатки римской агоры (то есть, рынка). Среди руин резко выделяется галерея Аттала (Stoa of Attalos), полностью восстановленная в середине прошлого века сотрудниками американской школы археологии. В то время в Греции спорили, нужно ли восстанавливать или только консервировать древние памятники. Насколько я понимаю, галерея стала «пилотным проектом» сторонников осторожной реставрации. Однако, несмотря на то, что реставрация была проведена очень тщательно и с огромным вниманием к архитектурным традициям прошлого, дальше пилотного проекта дело не пошло. Сегодня в Акрополе ведутся только работы по защите античных построек от дальнейшего разрушения.
Large variety of sea-food, которое мы заказали на двоих, было прекрасно. Весёлый официант обучил нас заодно и греческой благодарности:
– Эфхаристо! – говорит благодарный посетитель.
– Паракало! – ответствует вежливый хозяин.
Ударение в обоих словах на последний слог.
Греческий язык – странный и очень древний. Среди современных государственных языков ближайшими родственниками греческого являются албанский (бывший иллирийский) и армянский. Несмотря на огромное число заимствований в латыни (а через неё – и в известные нам языки западной Европы) и прямых заимствований в русском языке (эпиграф, политика, архипелаг, физика, гелий, хаос, космос, экономика, суверенитет, демократия, метрополитен, мегаполис, графомания), греческий вовсе не кажется языком знакомым. Напротив, большая часть слов оставляет нас в полном недоумении относительно их возможного значения. И это притом, что сам греческий алфавит мне хорошо известен, то есть, трудностей с чтением в большинстве случаев не возникает. Среди знакомых слов на вывесках – пожалуй, только слово «кафе», написанное через «фи». По всей видимости, причина в том, что греческие слова используются у нас (да и в Европе) для обозначения понятий сложных, научных или близких к ним, связанных с более поздней фазой развития человеческого мышления. В основе же наименований предметов повседневного обихода (стул, стол, ложка, кружка) и простых действий (ходить, гулять, спать) лежат местные славянские или европейские корни, так что греческое их название остаётся непривычным для нашего слуха.
К счастью, подавляющее большинство греков сносно говорят по-английски.
Утром во вторник, 29го января мы, оставив вещи в комнате для багажа, отправились в агентство Europcar за машиной. Именно оттуда пришло подтверждение нашего заказа, так что сделалось совершенно неясно, чего ради, собственно, мы заказывали машину через Интернет (www.economycarrentals.com). Очевидно, аренда машины в местном агентстве стоила бы нам дешевле. Но – что сделано, то сделано, – и вот в нашем распоряжении оказалась чудесная, скорая и компактная чешка, Skoda Fabia hatchback. Четыре дня аренды этой красавицы обошлись недёшево – в 214 EUR, включая полную страховку от аварии, но без бензина. К счастью, вела она себя безупречно, ела мало и лишь изредка жаловалась на холод. Кроме копии контракта сотрудница агентства выдала мне также схему едва заметных царапин и вмятин на кузове автомобиля. В Турции, помнится, ничего подобного не было: никто и близко не заинтересовался внушительной потёртостью на бампере нашего форда, а также полупустым бензобаком. Здесь всё оказалось серьёзно, и при сдаче машины уже другой сотрудник с картой в руках тщательно осмотрел красавицу со всех сторон, но ни одной новой царапины не обнаружил.
К счастью, на сей раз, никакой полицейский не выгонял меня с парковки, так что я смог вполне освоиться в салоне прежде, чем влиться в плотный поток машин, текущий по афинским улицам. Вооружившись навигатором, брат прокладывал мне маршрут, и скоро мы парковались у гостиницы. Короткая остановка – погрузить вещи в багажник, и снова в путь теперь уже прочь из гостеприимной греческой столицы по автостраде Афины – Коринф, на юго-запад к Коринфскому каналу. Разрешённая скорость – 120 километров в час.
Первая остановка на нашем пути – Коринфский канал, соединяющий Коринфский залив Ионического моря с Сароническим заливом Эгейского. Перешеек, при помощи которого полуостров Пелопоннес прикрепляется к материку, действительно очень узок, так что канал в этом месте выглядит вполне логично. Другое дело, что высота перешейка над уровнем моря составляет порядка ста метров (в Википедии написано 17 метров, но это неправда), так что для рытья канала инженерам потребовалось известное мужество и упорство. Пишут, что сам император Нерон, взяв в руки серебряную лопату, подал пример своим рабам, но после смерти Нерона работы были остановлены. И только в конце XIX века водный путь открыли для движения кораблей.
На подъезде к каналу немного заплутали, ибо навигатор с одинаковой ловкостью прокладывал маршрут, как по платным автострадам, так и по грунтовым сельским дорогам, огибающим задворки чужих садов. На одной такой дороге нас остановил местный житель, который тщетно пробовал завести свою иномарку модели ВАЗ-2121. Та заводиться упорно не хотела. Жестами он объяснил нам, что просит подтолкнуть «Ниву», и мы уже вылезли из машины, чтобы помочь, но тут дитя Родины, видимо смутившись нашего присутствия, завелось само собой. Осмотрели нижний, «погружной» мост через канал (при подходе судна он просто затопляется на нужную глубину), потом добрались и до верхнего моста. Вдоволь налюбовавшись этим внушительным творением рук человеческих, двинулись на восток по холмам Арголиды в надежде достичь Эпидавроса, где расположен один из крупнейших античных театров, хорошо сохранившийся до наших дней, а также святилище Асклепия, бога медицины.
Дорога, идущая по южному берегу Саронического залива, очень живописна. Это то ощущение, которое практически невозможно передать на фотографиях – чувство распахнутого пространства, гряды холмов, скрывающиеся в тумане, заснеженные вершины, море и зелень. Посреди всего этого великолепия встречаются то и дело небольшие поселения, нарядные греческие церкви с черепичными куполами и белоснежными крестами. Такие же церкви – только крошечные – на столбиках по обочинам дорог. Грустное зрелище. Греческие дороги, особенно местные, обустроены не очень хорошо, во многих местах по краю обрыва отсутствует даже элементарное ограждение, не говоря уже о катафотах. Впрочем, маневренная Skoda с лёгкостью выписывала самые изысканные кривые. В отличие от Турции, здесь не было идущих на подъём грузовиков, что, конечно, лишало вождение известной доли азарта. Что может быть интереснее, чем обгон грузовиков на ночном серпантине? Но особенно трудно сконцентрироваться на дороге, когда за каждым поворотом открываются захватывающие дух пейзажи. Не удивлюсь, если многие из тех, в чью честь на обочинах воздвигли памятники, пали жертвами красоты.
К трём часам дня были в Эпидавросе. Здешний театр действительно поражает своими размерами и сохранностью. Главным развлечением туристов, если верить путеводителю, является проверка акустики (она считается совершенной): один встаёт в центре арены и издаёт какие-нибудь громкие звуки, другой взбирается на верхние ряды и отвечает приятелю оттуда. Группа китайцев с фотоаппаратами, прибывшая вслед за нами, занялась именно этим…
Оставив китайцев, направились к городищу Асклепия, раскинувшемуся неподалёку от театра. Легенда об Асклепии гласит, что он родился смертным, но получил бессмертие в награду за труды: «Асклепий стал столь великим врачом, что научился воскрешать мёртвых, и люди на Земле перестали умирать. Бог смерти Танатос, лишившись добычи, пожаловался Зевсу на Асклепия, нарушавшего мировой порядок. Зевс согласился, что, если люди станут бессмертными, они перестанут отличаться от богов. Своей молнией громовержец поразил Асклепия, но великий врач не попал в царство мёртвых, а стал богом врачевания». В истории с Асклепием много любопытного. Во-первых, именно знаком Асклепия был посох, обвитый змеёй. Позже змея сделалась символом медицины. Во-вторых, согласно этой легенде выходит, что Зевс был не так уж всеблаг и всемогущ, как представлялось мне по детским книжкам. В-третьих, у Асклепия была дочка по имени Панацея и другая, Гигиея. Понимаете? В-четвёртых, в римской транскрипции имя Асклепия звучит просто: Эскулап. И вот очередная легенда: «Когда в 293 г. до н. э. тяжёлая моровая язва посетила Рим, обратились за указанием к Сивиллиным книгам, которые дали знать, что эпидемия прекратится, если перевезут в Рим бога Эскулапия из его Эпидаврского святилища. После однодневного молебствия снарядили в Эпидавр посольство за священной змеёй бога, которая, по преданию, добровольно последовала за римлянами на их корабль и, по прибытии в Рим, выбрала для своего жилища Тибрский остров; этот остров так и остался посвящённым богу, в воспоминание о чём при устройстве набережной берегам острова была дана форма плывущего корабля, украшенного спереди статуей Эскулапа».
В Эпидаврос греки приезжали молиться об исцелении от недугов. Археологи полагают, что в городе, помимо храма, находилась также гостиница, комнаты которой были изолированы друг от друга (как в современных отелях). Подобная планировка позволяла размещать инфекционных больных так, чтобы они, по крайней мере, не заражали друг друга. Не удивлюсь, если такие удобства в сочетании с чистейшим горным воздухом, солнцем и зеленью, умноженными на веру в спасение, были способны сохранить чью-то жизнь.
Вы, возможно, скажете, что всё это бред. Наивное детство человечества, полное мифов и сказок, детство, к которому нам, взрослым не стоит относиться всерьёз. Но в том-то и проблема, что от греческих легенд легко отмахнуться, сидя здесь в Петербурге и листая Куна, живущего обычно на одной полке с русскими народными сказками. Совсем другое дело, когда у тебя перед глазами – огромный и совершенно реальный, пускай и разрушенный город, стены домов и колоннада храма, построенного около трёх тысячелетий назад. Продолжая аналогию, скажу: представьте, что вам покажут говорящую лису. Согласитесь, после этого сказка о Колобке приобретёт несколько иное звучание.
Оставив Эпидаврос, продолжили путь на запад и через час были в Нафплионе. На разных картах город называется по-разному: Нафплий, Нафплио, Нафплион, в латинской транскрипции – Nafplio, в греческой – Ναύπλιο, так что, видимо, русское Нафплио наиболее точно соответствует оригиналу. В принципе, чтобы разобраться с названием, нужно обратиться к истории города. Например, Петербург основал император Пётр I Алексеевич, сын царя Алексея Михайловича. Знакомьтесь: город Нафплио на Пелопоннесе основал Нафплий, сын Посейдона.
В действительности, город в его современном виде был построен венецианцами в 13-14 веках н. э. и служил частью системы укреплений, на которой держалась их колониальная империя. В то время слабеющая под натиском турков-османов Византия уже не могла контролировать свои владения, так что итальянские торговые республики (прежде всего, Венеция и Генуя) охотно прибирали бесхозные земли к своим рукам. Поступая так, они мало думали о христианском братстве: в 1453 году, когда турки приступили к решающему штурму Второго Рима, ни один итальянский корабль не пришёл на помощь братьям-христианам. Кончилось всё, как известно, плачевно: овладев проливами, турки молниеносно распространили своё влияние на всю территорию Греции, большую часть Балкан, Северную Африку и даже Крым.
Когда Нафплио превратился в крупный центр морской торговли, венецианцы позаботились о том, чтобы укрепить своё поселение. Для этого на скале над городом была построена крепость Паламиди, названная так в честь Паламеда, сына Навплия. Самого Паламеда казнили в ходе осады ахейцами Трои, после того как Одиссей подставил его, обвинив в измене (см. «Илиада»). У Одиссея имелись веские причины ненавидеть Паламеда: «Именно Паламед разоблачил сумасшествие недавно женившегося на прекрасной Пенелопе Одиссея, не желавшего идти на войну. Когда воины прибыли за ним в Итаку, Одиссей стал пахать поля, запрягши в плуг вола и осла и засевая их солью. Паламед положил на борозду, по которой шёл Одиссей, младенца Телемаха. Одиссей не решился погубить своего единственного сына, и вынужден был покинуть на долгие годы родную Итаку, возненавидев Паламеда». Позднее, как утверждает Википедия, Нафплий отомстил грекам за смерть сына. Можно догадываться, что и Посейдон, дед убитого Паламеда, ненавидел Одиссея, отчего и обрёк героя на долгие годы скитаний, прежде чем позволил тому вернуться на родину…
Мы разместились в отеле King Othon (в честь первого императора независимой Греции Оттона, XIX в. н. э.) в двух шагах от набережной. Солнце уже садилось, так что стоило поторопиться, чтобы немного поснимать город при свете. Когда стемнело, мы отыскали тихую греческую таверну, где и пообедали. В отличие от Афин, Нафплио спланирован безупречно: параллельные улицы поделили город на прямоугольные кварталы. Однотипные трёхэтажные домики, украшенные зеленью и цветами, смотрелись очень живописно. Высоко на холме сияла подсвеченная оранжевыми прожекторами венецианская крепость. Из путеводителя мы узнали, что из города в крепость можно подняться двумя способами: по автомобильной дороге с другой стороны холма и по лестнице из 999 ступеней, вырубленной прямо в скале. Поскольку садиться за руль в тот день мне уже не хотелось, мы избрали второй маршрут. Вооружившись фонариком и картой, попытались отыскать начало подъёма, но не преуспели. В одном месте лестничный пролёт, выманивший нас на склон, вынудил долго блуждать в темноте среди высокой травы и кустарников. Однако вскоре мы уткнулись в отвесную скалу и ни с чем вернулись обратно. Встреченный на одной из улиц местный житель был немало удивлён, услышав о нашем намерении попасть в Паламиди вечером, рекомендовал дождаться утра и воспользоваться проезжей дорогой. Мы, однако, продолжили поиски и на втором круге всё-таки сумели разглядеть вход на тропу, ведущую к вершине.
Самой яркой страницей истории Нафплио стала война за независимость Греции, вспыхнувшая в 20х годах XIX столетия. Именно на этой войне почил не ко времени отправившийся в греческие Миссолонги главный поэт Англии Джордж Ноэл Гордон Байрон. Правда, причиной его смерти стали, судя по всему, не военные подвиги, а обыкновенная малярия. Начавшись весной 1821 года из монастыря Калаврита на севере Пелопоннеса, восстание скоро охватило всю территорию полуострова и соседние острова, включая Кипр и Крит. В 1822 году вожди греческих патриотов провозгласили независимость Греции от Турции, и освобождённый Нафплион стал первой столицей нового государства. В 1825 году Османская империя в союзе с Египтом нанесла грекам ответный удар. Тысячи греков были репрессированы. Но через два года союзные силы России, Великобритании и Франции высадились на Пелопоннесе, чтобы поддержать повстанцев. В знаменитом Наваринском сражении турецко-египетский флот был полностью разгромлен союзной эскадрой. Впрочем, основной вклад в дело независимости Эллады внесла всё же Россия. По Адрианопольскому мирному договору, положившему конец русско-турецкой войне 1828-1829 годов, независимость Греции была признана официально. В 1834 году столицу перенесли в Афины, а крошечный Нафплио навсегда утратил столичный статус.
…К разочарованию брата, по пути наверх он насчитал лишь около восьми с половиной сотен ступеней. Впрочем, оставалась надежда, что оставшиеся полторы сотни скрылись от нас за массивной железной дверью, закрывающей вход в крепость. Из объявления в начале подъёма следовало, что Паламиди открыта для посетителей лишь с девяти утра до трёх часов дня. Вдоволь налюбовавшись ночной панорамой Нафплио, вернулись в отель.
Продолжение
Часть 2