Грек — за русских

Орловский этнический эллин Анатолий Харасахал возрождает забытые русские народные песни.

Его необычную фамилию чиновники даже с паспорта не могут списать правильно, всё время в буквах путаются. Анатолий Иванович Харасахал на это только сдержанно улыбается.

Корни Анатолия в крымских греческих колониях времён Гомера. А через два тысячелетия истинно русская немка Екатерина Вторая призвала крымчан и всех прочих турков переселяться в Приазовье, крепить российские границы, за это щедро наделяла землёй.

Вот так Харасахалы перебрались в местечко, именуемое ныне Мариуполь. Там этих былых переселенцев и посейчас тысячи. Все называют себя греками, будь они хоть румеи, хоть урумы, хоть вообще с армяно-татарской примесью.

Анатолий как раз урум, то есть грек тюркоязычный, однако православный. Говорит ещё по-украински, а лучше всего по-русски. Поскольку в шестидесятых армейскую службу проходил в Орле, тут же и женился да и осел навсегда с прекрасной русской Афродитой — Ларисой Михайловной, осеняющей его и поныне, вот уж полвека.

У Харасахала весь род музыкальный. Фронтового отца-пленника именно гармонь спасла, не дала заморить в фашистском лагере. Анатолий с его баяном тоже и на службе, и в любых компаниях принимался на ура.

Сейчас он, заслуженный работник культуры, вспоминает свой приезд в Орёл как благословение господне. Наш город, конечно, поначалу показался азовскому южанину весьма тёмным и суровым; но наши люди-песенники сполна окупили недостатки хладных здешних зим и открыли Анатолию прелесть среднерусских душ.

Орловское музыкальное училище, потом институт культуры с отличным дипломом по песне «Ой, мороз, мороз», потом долгие педагогические опыты в самых разных орловских заведениях.
— Тогда ведь на всех сорока городских заводах были клубы, а в тех клубах по десятку самодеятельных коллективов. Сочинять музыку я стал буквально поневоле, всюду нужны были песенные обработки.

Копаясь в библиотеках, нашёл нотные сборники семнадцатого века. Песни как бы незнакомые, но в сборниках века восемнадцатого повторяющиеся нотка в нотку. Это же какая кладезь: жили произведения столетиями, а потом ушли в тень, затмились революциями, будь они неладны.

«Ой, гусарик молодой, ты женился на другой», «Вечер, вечер, матушка», «Поиграйте, красны девки, поиграйте без меня»... В каждой строке код былой жизни неизбывный.

— Предки наши, то есть ваши, то есть наши общие, могли из пяти строк делать шесть куплетов. Добавляли ох да ах, играли ими; им важно было даже не слово, а сотоварищество, соучастие песенное.

Стал Харасахал вникать глубже, увидел массу вариантов одних и тех же текстов. Подивился, как мы забывчивы, стал предлагать самодеятельным энтузиастам свои музыкальные обработки старинных песен. Ухватились сразу, как за невиданное сокровище.

И то. Жизни человечьей — семь десятков лет, а песенной истории — семьдесят семь веков. Достань из древнего тлена, вытри — заблистает, словно аметист, очищенный от сора.

«Как у наших у ворот собирался весь народ». Анатолий Иванович берёт баян и на разные лады поёт незамысловатые, однако чудесно затейные строки; и молодеет на глазах, и южные зрачки его тепло светят, словно тот драгоценный, тонко огранённый камень.

Двоюродный брат Василий, тоже укоренившийся в Орле, как-то позвал на птицефабрику, где создал оркестрово-песенную группу. Так, мы, два брата с греческими канонами, сделаем классный русский хор. И ведь сделали.

С Василием, правда, смешной казус вышел. Чиновник бытовой спрашивает его: где работаете? — На птицефабрике. — Кем? — Художественным руководителем. У чина зенки набок: с кем художничаете? С петухами, что ли?

Да разве упомнишь всё юморное и доброе. Когда Харасахал с хором завода шестерён по Прибалтике ездил, то на каждой получасовой станционной остановке орловцы устраивали концерт прямо на перроне; очарованный народ с соседних поездов в свой вагон опаздывал.

Были чествования, были книги и юбилейные концерты; а сейчас Анатолий Иванович на пенсии. Но не скучает, приезжают к нему музыканты из глубинки. Недавно глазуновцы явились, там классный квартет есть, фольклорные обработки любит. Попросили дать что-то свеженькое, то бишь, выцарапанное из самой-самой старины.

Харасахал благодарно и вместе с тем грустно вздыхает:

— Только в районах и осталась тяга к фольклору. Как же так, ведь народный слог основа всего. Без него любая нация подспудно разваливается.

Грек печалится о русском. Дивно — и тоже слегка печально.

А «харасахал» переводится как «чёрная борода». Как каракум — чёрный песок. Ладно, это из другой песни.
Количество показов: 3212