Панагия Сумела: литургия столетия
18.10.2010 10:00
Панагия Сумела: литургия столетия
Горные цепи, вершины которых теряются в облаках, похожи на крепостные стены, воздвигнутые мифическими титанами. Временами туманная дымка вверху становится прозрачней, и тогда кажется, будто кромка горной гряды заточена, как острая бритва. Сходство со стеной средневекового замка усиливают многовековые сосны, ощетинившиеся бесчисленными зелеными копьями по всем склонам гор.
Но вдруг основание одной из гор отличается от остальных. В его создании явно видна рука не Всевышнего, но человека. Отсюда, снизу, этот комплекс, как и вся природа вокруг, кажется неприступным замком. Впрочем, до поры, до времени он таковым и являлся. На самом же деле это – величайшая православная греческая святыня Южного Причерноморья, монастырь Панагии Сумела – обитель Богородицы «на Черной горе».
Надо сказать, что культура местных греков – понтийцев – особая страница в истории эллинизма. Будучи неразрывно связаны с общегреческим культурным ареалом, они, тем не менее, стали представителями особого пути, что, прежде всего, было вызвано оторванностью их сухопутных границ от границ иных территорий, населенных эллинами.
Даже язык их до сих пор сохранил больше форм древнегреческого, нежели язык греков, проживающих к западу от Эгейского моря. Да и само слово «Понт», от которого произошло их название – древнегреческое, значит «море», вернее – Понтос Эвксинос – «Море Гостеприимное», известное нам как Черное.
Помимо языка сохранили понтийцы и народные свои напевы, мелодии которых восходят все к тем же древнегреческим ладам, что и византийская музыка. Справедливости ради надо отметить, что и на Балканах, и на островах до сих пор популярны подобные мотивы. Но, как и в языке, предпочтения понтийцев и их западных собратьев здесь разошлись, по крайней мере – в выборе инструментов. Во всяком случае, вряд ли сыщется на земле звук более пронзительный и трагичный, чем звук понтийской лиры, звучащей почти в каждой их песне.
Впрочем, у народа Понта хватает причин, чтобы его музыка обладала именно такой пронзительностью, свойственной скорее нескончаемой ламентации, нежели собственно музыке. Ни одна другая территория, населенная греками, не претерпела в годы турецких гонений таких страданий, как Понт. После любого обострения отношений с соседями (главным образом с Россией, а позже и с Грецией) Османская Империя, а затем и современная Турция обрушивала свой гнев на понтийских подданных, которых она – иногда обоснованно, а иногда и беспричинно – подозревала в симпатии к внешнему врагу.
Иногда в ходе такого возмездия уничтожались целые селения. Чтобы попытаться представить себе подобную «замиряющую» операцию, людям с крепкой психикой можно рекомендовать к просмотру (а женщинам и детям, наоборот – строго запретить!) итальянский художественный фильм «Гнездо жаворонка», посвященный армянскому геноциду 1915 г.
К сожалению, исторический путь понтийцев, этой части греческого народа, и в особенности события конца XIX – начала ХХ века заставили его покинуть свою древнюю родину, и искать убежища от гонений в иных землях. Однако на Понте (сегодня в разговорном обиходе понтийцы разумеют под этим термином территорию бывшей Трапезундской империи) осталось то, что всегда будет привлекать православного грека на оставленную предками землю – святой монастырь Панагии Сумела.
Конечно, были и в прошлом попытки провести в этой святыни хотя бы один молебен. Но, к сожалению, подобные инициативы наталкивались на сопротивление местных властей.
И вот, 15 августа 2010 года, здесь произошло поистине историческое событие: литургия, возглавляемая Его Всесвятейшеством, Патриархом Вселенским, Епископом Нового Рима, Константинополя, господином (киром) Варфоломеем.
Историческое значение этой службы двойное: в 1922 году солдаты Кемаля Ататюрка разорили обитель, и последний монах навсегда покинул этот монастырь. С тех пор ни одной службы здесь не проходило. С другой стороны, в этом монастыре, основанном в IV в., ни разу – даже в годы расцвета Византийской, а затем и Трапезундской империи – не служил литургию Вселенский Патриарх.
Но вдруг основание одной из гор отличается от остальных. В его создании явно видна рука не Всевышнего, но человека. Отсюда, снизу, этот комплекс, как и вся природа вокруг, кажется неприступным замком. Впрочем, до поры, до времени он таковым и являлся. На самом же деле это – величайшая православная греческая святыня Южного Причерноморья, монастырь Панагии Сумела – обитель Богородицы «на Черной горе».
Надо сказать, что культура местных греков – понтийцев – особая страница в истории эллинизма. Будучи неразрывно связаны с общегреческим культурным ареалом, они, тем не менее, стали представителями особого пути, что, прежде всего, было вызвано оторванностью их сухопутных границ от границ иных территорий, населенных эллинами.
Даже язык их до сих пор сохранил больше форм древнегреческого, нежели язык греков, проживающих к западу от Эгейского моря. Да и само слово «Понт», от которого произошло их название – древнегреческое, значит «море», вернее – Понтос Эвксинос – «Море Гостеприимное», известное нам как Черное.
Помимо языка сохранили понтийцы и народные свои напевы, мелодии которых восходят все к тем же древнегреческим ладам, что и византийская музыка. Справедливости ради надо отметить, что и на Балканах, и на островах до сих пор популярны подобные мотивы. Но, как и в языке, предпочтения понтийцев и их западных собратьев здесь разошлись, по крайней мере – в выборе инструментов. Во всяком случае, вряд ли сыщется на земле звук более пронзительный и трагичный, чем звук понтийской лиры, звучащей почти в каждой их песне.
Впрочем, у народа Понта хватает причин, чтобы его музыка обладала именно такой пронзительностью, свойственной скорее нескончаемой ламентации, нежели собственно музыке. Ни одна другая территория, населенная греками, не претерпела в годы турецких гонений таких страданий, как Понт. После любого обострения отношений с соседями (главным образом с Россией, а позже и с Грецией) Османская Империя, а затем и современная Турция обрушивала свой гнев на понтийских подданных, которых она – иногда обоснованно, а иногда и беспричинно – подозревала в симпатии к внешнему врагу.
Иногда в ходе такого возмездия уничтожались целые селения. Чтобы попытаться представить себе подобную «замиряющую» операцию, людям с крепкой психикой можно рекомендовать к просмотру (а женщинам и детям, наоборот – строго запретить!) итальянский художественный фильм «Гнездо жаворонка», посвященный армянскому геноциду 1915 г.
К сожалению, исторический путь понтийцев, этой части греческого народа, и в особенности события конца XIX – начала ХХ века заставили его покинуть свою древнюю родину, и искать убежища от гонений в иных землях. Однако на Понте (сегодня в разговорном обиходе понтийцы разумеют под этим термином территорию бывшей Трапезундской империи) осталось то, что всегда будет привлекать православного грека на оставленную предками землю – святой монастырь Панагии Сумела.
Конечно, были и в прошлом попытки провести в этой святыни хотя бы один молебен. Но, к сожалению, подобные инициативы наталкивались на сопротивление местных властей.
И вот, 15 августа 2010 года, здесь произошло поистине историческое событие: литургия, возглавляемая Его Всесвятейшеством, Патриархом Вселенским, Епископом Нового Рима, Константинополя, господином (киром) Варфоломеем.
Историческое значение этой службы двойное: в 1922 году солдаты Кемаля Ататюрка разорили обитель, и последний монах навсегда покинул этот монастырь. С тех пор ни одной службы здесь не проходило. С другой стороны, в этом монастыре, основанном в IV в., ни разу – даже в годы расцвета Византийской, а затем и Трапезундской империи – не служил литургию Вселенский Патриарх.
***
Аэропорт «Домодедово» весь в дыму. Впрочем, ощущается лишь запах дыма, сам он не виден: на дворе 2 часа пополуночи. Говорят, таких лесных пожаров здесь не было еще дольше, чем патриаршей службы в трапезундском монастыре – более 5 тысяч лет. Тем не менее, в 4:30 самолет по расписанию поднимается в воздух. Первые проблески зари сквозь редеющие клубы дыма кажутся предзнаменованием удачной поездки. Однако уже через полтора часа это впечатление сменяется противоположным: по мере снижения над аэропортом Трабзона все ярче справа и слева сверкают молнии грозовых фронтов. Черное (на сей раз действительно черное) море сливается со смоляного цвета небом, и в центре этой кромешной мглы туманными привидениями проступают линии невысоких домиков, прижатых холмами к самой воде. Лишь вспышки молний на мгновение выхватывают из тьмы фрагменты прибрежного пейзажа, который тут же вновь погружается в небытие. Идеальный видеоряд для титров документального фильма «Трагедия Понта»…
Впрочем, рассвет на востоке берет свое. К тому моменту, как наш самолет, сделав несколько кругов над аэродромом, наконец, сел, окрестности вокруг стали уже более-менее серыми. Но там, в вышине, ничего не изменилось: рваные края туч, похожие на истрепанное порывистым ветром крыло громадного ворона, то и дело освещаются оранжевым светом электрических разрядов, и потому создается ощущение, что где-то высоко за ними ждут своего последнего часа невидимые нам небесные Помпеи. И именно оттуда, из этой гибнущей в огне и тьме части мироздания должен спуститься вслед за нами сегодняшний «Борт № 1»: самолет из Ростова-на-Дону.
Именно на нем прибывает один из главных героев сегодняшнего торжества – депутат Государственной Думы России, глава 5-й Периферии зарубежного эллинизма (5. Περιφέρεια Απόδημου Ελληνισμού), объединяющей всех греков на постсоветском пространстве, Председатель Ассоциации греческих общественных объединений России (АГООР), Иван Игнатьевич Саввиди. Именно благодаря ему – «главному греку» нынешней России и стало возможным это событие. Роль его, очевидно, здесь была подобна той, которую сыграл в свое время в деле освобождения Греции его соотечественник – Иоаннис Каподистрия.
Ведь можно только догадываться, какой политический вес должен был быть положен на чашу весов, чтобы пересилить упорство турецких властей относительно проведения в этом глубоко символичном для греков месте православной литургии, да еще во главе с самим Вселенским Патриархом. Доподлинно известно, что свое мнение по этому поводу высказывал Патриарх Московский Кирилл. Но хотя он и искусный дипломат, вряд ли для получения соответствующего разрешения хватило бы одного его голоса, ведь такой вопрос мог решаться не иначе, как на уровне премьер-министра, главы турецкого государства.
Поэтому практически со стопроцентной вероятностью можно предположить, что во время майского визита в Турцию Дмитрия Медведева и Владимира Путина в кулуарных беседах с Реджепом Тайипом Эрдоганом (ибо в официальных отчетах об этом нет ни слова) обсуждалась и проблема литургии на Черной горе. И чья заслуга в том, что этот вопрос был поднят на столь высоком уровне, тоже вполне очевидно, хотя от самого Ивана Саввиди слово «я» услышать практически невозможно, по крайней мере, в его речах чаще фигурирует другое местоимение – «мы» (греки, понтийцы, россияне, православные, политики – нужное подставить по смыслу).
Как и ожидалось, прилет ростовского самолета задерживается. Пару раз он показывается из-за «воронового крыла» туч, и вновь пропадает из виду. Наконец, стальная птица окончательно опускается ниже грозового фронта и, описав еще одну вытянутую горизонтальную петлю, заходит на посадку. Все в сборе, и автобусы начинают отъезжать от стоянки аэропорта. В это время начинается сильнейший ливень, хотя за время полуторачасового ожидания, несмотря на всю хмарь, с неба не упало ни капли. Так что можно только возблагодарить Всевышнего, что плач по Успению Его Пречистой Матери природа начала столь вовремя. Впрочем, говорят, там, в горах будет хуже: уж если на равнине дождь, то вершины гор просто будут укутаны дождевыми облаками.
После пары поворотов мы покидаем автотрассу (если, конечно, эту дорогу в две полосы шириной можно назвать столь гордым именем), и оказываемся на периферии нынешнего Трабзона. «Бедность» и «нищета» - вот два слова, которые исчерпывающе характеризуют быт местного населения. Говорят, население здесь до сих пор – 40% этнических греков. Но, памятуя о греческом уюте и любви ко всему прекрасному, так и хочется воскликнуть – «не верю». Да, может быть, я немного подзабыл, какой была Греция до вступления в ЕС. Всякое может быть. Но вот то, что чувства такой разрухи там и тогда не возникало ни на миг – в этом я абсолютно уверен. Так же, как уверен и в том, что не может этот народ так запустить землю, которую он считает своей, пусть даже политически она и принадлежит иному государству.
Редкое здание даже вдоль дорог тут бывает достроенным. Чаще всего возведен лишь первый этаж, да надстроен каркас для второго. И на этом этапе материалы, видимо, кончаются. Между стенами этого «второго» этажа натянуты веревки, на них сушится белье. Думаете, жильцы этих домов пытаются хотя бы скрыть это «недоразумение», покрасив верхний остов в какой-нибудь приличный цвет и придав ему хотя бы кажущуюся завершенность? Отнюдь. Мне эти домишки очень сильно напомнили палаточный цыганский городок на пути из Ираклиона в местный аэропорт, где каждый кусок ткани, каждый камень, каждый брошенный посредине «улицы» ржавый бочонок буквально кричит: «Посмотрите на нашу нищету! Видали ли вы такое? Нет?! Так вот сейчас увидите!» Цветы в палисадниках? Какое там! Такое впечатление, что тут особым указом запрещено выращивать во дворах что-нибудь, кроме бетонной крошки. Нет, не могли греки, каким бы испытаниям они ни подвергались, опуститься до такой жалкой жизни, до такого отсутствия эстетики…
Пожалуй, единственные здания, которые здесь достраиваются до конца, это мечети. Да и то не сказать, чтобы их было слишком много – на порядок меньше, чем православных храмов в Греции. Причем большинство из них – по крайней мере, вдоль дорог – кажутся абсолютными новоделами. Может быть, только в горах сохранилось что-нибудь более древнее. По мере продвижения внутрь материка (на юг) количество строений постепенно уменьшается, и наконец наступает счастливый миг, когда внимание путешественника целиком и полностью поглощает природа.
Вот здесь-то за последние несколько тысячелетий ничего не поменялось. Наш маршрут пролегает по глубокому ущелью между гигантскими горами, заросшими соснами. Именно отсюда открывается пейзаж, описанный в самом начале очерка. Справа от дороги в неглубоком овраге протекает достаточно бурная и полноводная горная речка. Как окажется впоследствии, свое начало она берет у подножия той самой Черной горы, на которой стоит прославленный монастырь.
Красоты природы настолько завораживают, что через какое-то время забываешь, в какой стране ты находишься. Но действительность грубо заставляет проснуться: проезжая через очередной поселок, мы замечаем усиленные наряды местной полиции и даже бронетранспортер, припаркованный у обочины. Впрочем, сегодня все эти предосторожности – для нашей же пользы.
Как объясняет нам сопровождающая (кстати сказать, совершенно замечательный организатор) Татьяна Гордина, среди местного населения весьма популярны националистические настроения, и полиция здесь собрана именно для того, чтобы не допустить их проявлений. Другая функция полиции на сегодня – обеспечение беспрепятственного проезда спецтранспорта (то есть автобусов, в которых едут приглашенные на литургию).
Вход в монастырь сегодня осуществляется по особым пропускам. Все остальные паломнические автобусы полиция останавливает на разном удалении от обители. Несмотря на явное уважительное расположение всех солдат, стоящих на блокпостах (так и кажется, что их специально отбирали для данной миссии), впечатление они производят все равно угрожающее, в отличие от вечно расслабленных греческих полицейских. Поневоле начинаешь по-новому смотреть на кипрскую проблему: спасибо еще, что в 1974 г. этими вояками был оккупирован не весь остров, а лишь его часть. Такие уж точно ни вершка «своей» земли не отдадут…
Автобус подъезжает к нижней площадке. Отсюда большинство паломников поднимаются обычно несколько километров пешком до поднебесной твердыни Панагии. В старину, говорят, это восхождение они совершали на коленях. Сегодня здесь настоящее столпотворение – именно тут полицейские останавливают последние «заблудшие» автобусы. Но пусть приехавшие на них и не попадут в сам монастырь, к подножию горы они прибыли не зря: специально для них на улице установлен громадный экран, на который будет транслироваться служба, проходящая в обители. Впрочем, прямой трансляцией в этот день греческая компания ЕРТ осчастливила не только прибывших сюда паломников, но и телезрителей по всей Греции. Планировалась также прямая трансляция через Интернет. До сих пор полный вариант этой службы можно просмотреть на сайте Livemedia.gr.
Однако мы, журналисты, поднимаемся на автобусе еще выше – по серпантину, на котором наш пульман еле-еле умещается. И тут нас поджидает непредвиденное препятствие: навстречу нам едет микроавтобус. Совершенно очевидно, что разойтись никак нельзя. Но, видимо, местным водителям такие накладки не впервой: микроавтобус и не думает останавливаться, а наоборот, набрав скорость, правыми колесами заезжает на камни у срытого склона горы, наклоняя при этом свою корму в нашу сторону градусов на 20. Правые колеса нашего автобуса практически зависают над бездной глубиной метров сто. И, конечно, никаких ограждений: зачем они на фактически пешеходной дороге? Это балансирование продолжается пару минут, пока «микрик», подобно маленькому вездеходу, пытается пролезть между нами и горой. Так еще до начала службы представителям самой «циничной» профессии представился повод подумать о вечном…
Небольшая остановка на смотровой площадке. Именно по фотографиям отсюда весь мир знает внешний облик Панагии Сумела. Дождь кончился буквально за несколько минут до этого, и небо уже начало светлеть. Погода сегодня действительно меняется, как по заказу. Первый же робкий луч солнца, прорвавшийся сквозь серую пелену тумана, выхватывает из массива горы стены монастыря. Делаю несколько кадров, но тут же становится ясно, для чего существуют на свете сменные объективы: «приблизить» стены обители на желаемое расстояние категорически не удается. Впрочем, обилие соответствующих кадров в Интернете с лихвой компенсирует эту неудачу.
Вскоре автобус окончательно останавливается: дальше – только пешком. Лишь ступив на лесную тропу, наконец, понимаешь, в какой глуши возник некогда этот монастырь. Даже сегодня естественными ступенями здесь служат гигантские корни сосен. Сами же сосны, кажущиеся снизу не больше иголки, преображаются вдруг в гигантов, которых совершенно невозможно представить себе, например, в средней полосе России.
У самого начала дороги стоит киоск. Здесь местные рукодельницы в национальных турецких одеждах пытаются продать произведения своего творчества – платки и какую-то бижутерию. Но совершенно очевидно, что сегодня ни этот антураж, ни этот товар востребованы не будут. В день возвращения понтийцев на землю предков героем этой тропинки стал одинокий музыкант, держащий в руках неизменную лиру. Именно его приветствуют все гости обители, независимо от того, из какой страны они прибыли. И ему еще предстоит сыграть определенную роль в ходе богослужения.
За очередной скалой внезапно практически над головой открывается вид на поистине циклопическое сооружение – византийский акведук, доставлявший некогда воду с вершин окружающих гор в монастырь. В этом месте древний водопровод вплотную подходит ко входу в обитель, который и сам поражает не меньше: он выдолблен в скале, обложенной крепостной кладкой, причем с общей площадки перед монастырем к нему ведет крутая каменная лестница. С обратной стороны стен аналогичная лестница позволяет паломникам спуститься на монастырский двор. Пространство между этой внутренней лестницей и горой разбито на пологие террасы, с которых открываются потрясающие виды на внутренний ансамбль монастыря.
До богослужения остается еще около часа. Монастырь медленно, но верно заполняется прессой и гостями. На лицах у большинства (наверное, и у меня тоже) написано ожидание исторического момента, готовность ринуться в гущу собирающейся толпы, лишь бы вовремя запечатлеть лица Патриарха и сослужащих священников. Но есть и счастливые исключения: вот две женщины высунулись из окна бывшей кельи. На этом фоне они куда больше напоминают домохозяек в одном из кварталов итальянского провинциального городка, чем благочестивых паломников, приехавших за сотни километров, чтобы почтить древнюю святыню. Или греческий оператор – он только что сделал какой-то удачный кадр себе на память и радуется, как ребенок. Но ведь именно про детей было сказано в свое время: «Не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо их есть Царствие Небесное»…
Небо тем временем совершенно очищается от туч, и вот уже весь оживленный монастырский двор залит светом. Практически никто не меняет своего места: назад потом не вернешься. В воздухе повисает чувство напряженного ожидания, которое несколько разряжает монотонное чтение шестопсалмия. И вдруг волна проходит по всей этой массе народа (в небольшом монастырском комплексе каким-то чудом уместилось, говорят, человек 500). Это от входа передали, что прибыл Его Всесвятейшество, Вселенский Патриарх.
Кир Варфоломей, которому в этом году исполнилось 70 лет, казалось, испытывал волнение не меньшее, чем его паства. Хотя в обычной жизни я его не видел, но за парой перехваченных взглядов сразу угадывается опытный политик со стальными нервами. И вот этот-то взгляд несколько раз терял ту самую «сталь», пока он спускался на монастырский двор. Удивительно, но, успев раздать благословения всем желающим, он дошел до храма, в котором должно было совершиться его облачение, всего минуты за три. Еще через 5 минут он вышел в сопровождении сослужителей – митрополита Драмского Павла и епископа Подольского Тихона (Зайцева).
Константинопольскую Церковь иногда называют церковью плененной. Во многом это правда, особенно после прихода к власти режима Кемаля Ататюрка, когда отношения между Вселенским Патриархатом и светскими властями Турции стали определяться с позиции силы. Но иногда, несмотря ни на что, Церкви Нового Рима удается представать не менее величественной, чем Церкви Рима Древнего. Именно это ощущение возникло и теперь: белые, переливающиеся на солнце одеяния константинопольского духовенства служили яркой иллюстрацией к тезису о том, что монашество является посвящением в ангельский чин. А твердый – несмотря на преклонный возраст – голос Патриарха вселял уверенность в том, что далеко не последний раз служит он в этих стенах.
Служба проходит на открытом воздухе, поэтому хорошая погода – как никогда кстати. Не иначе, сама Богородица покровительствует сегодня паломникам, которые из года в год, несмотря ни на что, приезжали сюда, и, наконец, дождались часа своего торжества. Становится даже несколько жарковато. Но не только из-за того, что солнце вступает в свои законные права. Патриарх служит литию – часть службы, которая обычно проходит посреди храма. Поэтому сейчас он теряется в толпе и, хотя Престол стоит на видном возвышении посреди монастырского двора, неясно, когда Его Всесвятейшество перейдет ближе к нему для дальнейшего совершения службы. И все журналисты, занявшие уже было свои позиции, начинают смещаться в центр нижнего яруса. Как выяснится позже, совершенно не напрасно: именно этот «утопленный» в скале пятачок является идеальной точкой, с которой на расстоянии максимум в 4-5 метров будут видны все действия священников. Зато приходится быть теперь крайне внимательным, чтобы с одной стороны не помешать кому-нибудь из коллег сделать удачный кадр, но при этом и самому не пропустить что-нибудь примечательное.
Постепенно площадка, через которую Патриарх с сослужителями уже переместился к горнему месту, начинает наполняться VIP-гостями. Помимо Ивана Саввиди, здесь присутствуют представители турецких властей, в частности Эртугрул Генч – мэр городка Мачки, к которому формально относится монастырь, Генконсул РФ в Трабзоне и другие причастные лица, а также приглашенные священники.
В самом своем апогее литургия на некоторое время прерывается, и Вселенский Патриарх произносит проповедь. В ней он подчеркивает интернациональный характер нынешнего праздника, перечисляя все нации, собравшиеся в ограде монастыря. Но особо впечатляющим выглядит упоминание поименно всех правителей Византии, а затем – и турецких султанов, которые благоволили монастырю в разные периоды его истории. В какой-то миг даже закрадывается подозрение, что они и в самом деле всю службу стоят здесь где-то в уголке, спрятавшись от любопытных объективов фото- и телекамер. Особую благодарность за возможность проведения службы Патриарх приносит нынешним властям Турции, Трабзона и присутствующему на богослужении мэру Мачки. Читатели Greek.ru имеют уникальную возможность ознакомиться с полным текстом этой проповеди на греческом и русском языках.
Немногие, наверное, из присутствующих заметили, но праздничность службы проявилась не только на эмоциональном, но и на чисто каноническом уровне, хотя отчасти это было и вынужденно. Дело в том, что в монастырском дворе было решено не ставить алтарной преграды, и потому все те части литургии (евхаристический канон, причастие священников), которые обычно совершаются при закрытых Царских Вратах и их завесе, сегодня были видны всем молящимся. Согласно же православному уставу, такое возможно лишь раз в год: в светлый день Пасхи. Впрочем, поскольку такая литургия на Успение прошла впервые чуть ли не за 90 лет, то это обстоятельство стало именно дополнительным праздничным штрихом, а не нарушением канона.
Но наиболее трогательным, завершающим аккордом литургии стало слово, произнесенное Митрополитом Драмским, Павлом. Прежде чем стать митрополитом, он был настоятелем монастыря в Вермии, посвященного Богородице Сумела (Неа Сумела), который основали некогда прибывшие с Понта беженцы. Именно там хранится сегодня оригинал чудотворной иконы Сумельской Богородицы, написанный по преданию самим Евангелистом Лукой. Предки митрополита были одними из тех, кто был вынужден покинуть в лихолетье эти места, а сам владыка на данный момент – единственный иерарх Элладской Церкви понтийского происхождения. И в этот особый лично для него день он порадовал всех собравшихся, исполнив после проповеди древнюю понтийскую песню, которой аккомпанировал тот самый музыкант, что сидел в начале литургии на тропинке к монастырю.
Желающих причаститься в этот день было так много, что служба вместе со всеми проповедями уже завершилась, а очередь к священникам с чашами все не кончалась. Церковь с уникальными фресками, закрытая в течение всей службы для облачения священников, открылась только сейчас, поэтому те, кто не стоял к причастию, устремились туда. Поток паломников был настолько мощным, что журналистам не удалось пройти в скальный храм, так как каждая минута была уже расписана, и в программе не было предусмотрено часового стояния в этой очереди, которая к тому же постоянно пополнялась новыми паломниками, которые сегодня могли свободно посетить монастырь после окончания патриаршего богослужения.
Одним словом, эта служба и вправду стала праздником. Причем праздником явно удавшимся. В частности, в этот день, пожалуй, всего второй раз на моей памяти патриаршая служба была сконцентрирована не на личности Патриарха, а на святости места, где она проходила (первый раз это ощущение посетило меня много лет назад, когда только что ставший Патриархом Алексий II впервые проводил службу в Успенском соборе Московского Кремля). Кир же Варфоломей был сегодня – по крайней мере, мне так показалось – одним из паломников, пришедшим сюда на равных правах со своей паствой. И эту праздничную, семейную атмосферу не могли нарушить даже бесчисленные камеры и непрерывные щелчки фотоаппаратов.
Время вышло, мы садимся в автобус и спускаемся на нижнюю площадку, где установлен экран. Ждем еще несколько минут, пока коллеги с НТВ перегоняют стендап и картинку в Россию для новостного выпуска. Этот сюжет я потом видел – получилось очень даже неплохо, особенно если учесть, что делался он практически в режиме реального времени. Небо тем временем снова стало затягиваться тучами, и к моменту нашего отъезда с площадки на водительское стекло упали первые капли дождя, который уже через три минуты перешел в проливной ливень. Кончился он, только когда мы въехали в Трабзон.
Серая пелена неба будет царить над бывшей столицей империи до самого вечера. Но разница между утренней хмарью и этой погодой – как между серой бетонной стеной и теплым оренбургским платком. По крайней мере, на лицах некоторых наших спутников сейчас читается даже какое-то особое удовлетворение оттого, что погода вновь становится пасмурной. Все-таки было в сегодняшнем круговороте солнца и дождя что-то действительно сверхъестественное, сроднившее человека с природой: всего на два часа разошлись облака, чтобы подарить людям праздник, и вновь сгустились, как только основное торжество закончилось. А стало быть, хозяйка Черной горы, Богородица Сумельская, была сегодня, как никогда, рада принять паломников Своего удивительного, парящего в небесах монастыря.
Впрочем, рассвет на востоке берет свое. К тому моменту, как наш самолет, сделав несколько кругов над аэродромом, наконец, сел, окрестности вокруг стали уже более-менее серыми. Но там, в вышине, ничего не изменилось: рваные края туч, похожие на истрепанное порывистым ветром крыло громадного ворона, то и дело освещаются оранжевым светом электрических разрядов, и потому создается ощущение, что где-то высоко за ними ждут своего последнего часа невидимые нам небесные Помпеи. И именно оттуда, из этой гибнущей в огне и тьме части мироздания должен спуститься вслед за нами сегодняшний «Борт № 1»: самолет из Ростова-на-Дону.
Именно на нем прибывает один из главных героев сегодняшнего торжества – депутат Государственной Думы России, глава 5-й Периферии зарубежного эллинизма (5. Περιφέρεια Απόδημου Ελληνισμού), объединяющей всех греков на постсоветском пространстве, Председатель Ассоциации греческих общественных объединений России (АГООР), Иван Игнатьевич Саввиди. Именно благодаря ему – «главному греку» нынешней России и стало возможным это событие. Роль его, очевидно, здесь была подобна той, которую сыграл в свое время в деле освобождения Греции его соотечественник – Иоаннис Каподистрия.
Ведь можно только догадываться, какой политический вес должен был быть положен на чашу весов, чтобы пересилить упорство турецких властей относительно проведения в этом глубоко символичном для греков месте православной литургии, да еще во главе с самим Вселенским Патриархом. Доподлинно известно, что свое мнение по этому поводу высказывал Патриарх Московский Кирилл. Но хотя он и искусный дипломат, вряд ли для получения соответствующего разрешения хватило бы одного его голоса, ведь такой вопрос мог решаться не иначе, как на уровне премьер-министра, главы турецкого государства.
Поэтому практически со стопроцентной вероятностью можно предположить, что во время майского визита в Турцию Дмитрия Медведева и Владимира Путина в кулуарных беседах с Реджепом Тайипом Эрдоганом (ибо в официальных отчетах об этом нет ни слова) обсуждалась и проблема литургии на Черной горе. И чья заслуга в том, что этот вопрос был поднят на столь высоком уровне, тоже вполне очевидно, хотя от самого Ивана Саввиди слово «я» услышать практически невозможно, по крайней мере, в его речах чаще фигурирует другое местоимение – «мы» (греки, понтийцы, россияне, православные, политики – нужное подставить по смыслу).
Как и ожидалось, прилет ростовского самолета задерживается. Пару раз он показывается из-за «воронового крыла» туч, и вновь пропадает из виду. Наконец, стальная птица окончательно опускается ниже грозового фронта и, описав еще одну вытянутую горизонтальную петлю, заходит на посадку. Все в сборе, и автобусы начинают отъезжать от стоянки аэропорта. В это время начинается сильнейший ливень, хотя за время полуторачасового ожидания, несмотря на всю хмарь, с неба не упало ни капли. Так что можно только возблагодарить Всевышнего, что плач по Успению Его Пречистой Матери природа начала столь вовремя. Впрочем, говорят, там, в горах будет хуже: уж если на равнине дождь, то вершины гор просто будут укутаны дождевыми облаками.
После пары поворотов мы покидаем автотрассу (если, конечно, эту дорогу в две полосы шириной можно назвать столь гордым именем), и оказываемся на периферии нынешнего Трабзона. «Бедность» и «нищета» - вот два слова, которые исчерпывающе характеризуют быт местного населения. Говорят, население здесь до сих пор – 40% этнических греков. Но, памятуя о греческом уюте и любви ко всему прекрасному, так и хочется воскликнуть – «не верю». Да, может быть, я немного подзабыл, какой была Греция до вступления в ЕС. Всякое может быть. Но вот то, что чувства такой разрухи там и тогда не возникало ни на миг – в этом я абсолютно уверен. Так же, как уверен и в том, что не может этот народ так запустить землю, которую он считает своей, пусть даже политически она и принадлежит иному государству.
Редкое здание даже вдоль дорог тут бывает достроенным. Чаще всего возведен лишь первый этаж, да надстроен каркас для второго. И на этом этапе материалы, видимо, кончаются. Между стенами этого «второго» этажа натянуты веревки, на них сушится белье. Думаете, жильцы этих домов пытаются хотя бы скрыть это «недоразумение», покрасив верхний остов в какой-нибудь приличный цвет и придав ему хотя бы кажущуюся завершенность? Отнюдь. Мне эти домишки очень сильно напомнили палаточный цыганский городок на пути из Ираклиона в местный аэропорт, где каждый кусок ткани, каждый камень, каждый брошенный посредине «улицы» ржавый бочонок буквально кричит: «Посмотрите на нашу нищету! Видали ли вы такое? Нет?! Так вот сейчас увидите!» Цветы в палисадниках? Какое там! Такое впечатление, что тут особым указом запрещено выращивать во дворах что-нибудь, кроме бетонной крошки. Нет, не могли греки, каким бы испытаниям они ни подвергались, опуститься до такой жалкой жизни, до такого отсутствия эстетики…
Пожалуй, единственные здания, которые здесь достраиваются до конца, это мечети. Да и то не сказать, чтобы их было слишком много – на порядок меньше, чем православных храмов в Греции. Причем большинство из них – по крайней мере, вдоль дорог – кажутся абсолютными новоделами. Может быть, только в горах сохранилось что-нибудь более древнее. По мере продвижения внутрь материка (на юг) количество строений постепенно уменьшается, и наконец наступает счастливый миг, когда внимание путешественника целиком и полностью поглощает природа.
Вот здесь-то за последние несколько тысячелетий ничего не поменялось. Наш маршрут пролегает по глубокому ущелью между гигантскими горами, заросшими соснами. Именно отсюда открывается пейзаж, описанный в самом начале очерка. Справа от дороги в неглубоком овраге протекает достаточно бурная и полноводная горная речка. Как окажется впоследствии, свое начало она берет у подножия той самой Черной горы, на которой стоит прославленный монастырь.
Красоты природы настолько завораживают, что через какое-то время забываешь, в какой стране ты находишься. Но действительность грубо заставляет проснуться: проезжая через очередной поселок, мы замечаем усиленные наряды местной полиции и даже бронетранспортер, припаркованный у обочины. Впрочем, сегодня все эти предосторожности – для нашей же пользы.
Как объясняет нам сопровождающая (кстати сказать, совершенно замечательный организатор) Татьяна Гордина, среди местного населения весьма популярны националистические настроения, и полиция здесь собрана именно для того, чтобы не допустить их проявлений. Другая функция полиции на сегодня – обеспечение беспрепятственного проезда спецтранспорта (то есть автобусов, в которых едут приглашенные на литургию).
Вход в монастырь сегодня осуществляется по особым пропускам. Все остальные паломнические автобусы полиция останавливает на разном удалении от обители. Несмотря на явное уважительное расположение всех солдат, стоящих на блокпостах (так и кажется, что их специально отбирали для данной миссии), впечатление они производят все равно угрожающее, в отличие от вечно расслабленных греческих полицейских. Поневоле начинаешь по-новому смотреть на кипрскую проблему: спасибо еще, что в 1974 г. этими вояками был оккупирован не весь остров, а лишь его часть. Такие уж точно ни вершка «своей» земли не отдадут…
Автобус подъезжает к нижней площадке. Отсюда большинство паломников поднимаются обычно несколько километров пешком до поднебесной твердыни Панагии. В старину, говорят, это восхождение они совершали на коленях. Сегодня здесь настоящее столпотворение – именно тут полицейские останавливают последние «заблудшие» автобусы. Но пусть приехавшие на них и не попадут в сам монастырь, к подножию горы они прибыли не зря: специально для них на улице установлен громадный экран, на который будет транслироваться служба, проходящая в обители. Впрочем, прямой трансляцией в этот день греческая компания ЕРТ осчастливила не только прибывших сюда паломников, но и телезрителей по всей Греции. Планировалась также прямая трансляция через Интернет. До сих пор полный вариант этой службы можно просмотреть на сайте Livemedia.gr.
Однако мы, журналисты, поднимаемся на автобусе еще выше – по серпантину, на котором наш пульман еле-еле умещается. И тут нас поджидает непредвиденное препятствие: навстречу нам едет микроавтобус. Совершенно очевидно, что разойтись никак нельзя. Но, видимо, местным водителям такие накладки не впервой: микроавтобус и не думает останавливаться, а наоборот, набрав скорость, правыми колесами заезжает на камни у срытого склона горы, наклоняя при этом свою корму в нашу сторону градусов на 20. Правые колеса нашего автобуса практически зависают над бездной глубиной метров сто. И, конечно, никаких ограждений: зачем они на фактически пешеходной дороге? Это балансирование продолжается пару минут, пока «микрик», подобно маленькому вездеходу, пытается пролезть между нами и горой. Так еще до начала службы представителям самой «циничной» профессии представился повод подумать о вечном…
Небольшая остановка на смотровой площадке. Именно по фотографиям отсюда весь мир знает внешний облик Панагии Сумела. Дождь кончился буквально за несколько минут до этого, и небо уже начало светлеть. Погода сегодня действительно меняется, как по заказу. Первый же робкий луч солнца, прорвавшийся сквозь серую пелену тумана, выхватывает из массива горы стены монастыря. Делаю несколько кадров, но тут же становится ясно, для чего существуют на свете сменные объективы: «приблизить» стены обители на желаемое расстояние категорически не удается. Впрочем, обилие соответствующих кадров в Интернете с лихвой компенсирует эту неудачу.
Вскоре автобус окончательно останавливается: дальше – только пешком. Лишь ступив на лесную тропу, наконец, понимаешь, в какой глуши возник некогда этот монастырь. Даже сегодня естественными ступенями здесь служат гигантские корни сосен. Сами же сосны, кажущиеся снизу не больше иголки, преображаются вдруг в гигантов, которых совершенно невозможно представить себе, например, в средней полосе России.
У самого начала дороги стоит киоск. Здесь местные рукодельницы в национальных турецких одеждах пытаются продать произведения своего творчества – платки и какую-то бижутерию. Но совершенно очевидно, что сегодня ни этот антураж, ни этот товар востребованы не будут. В день возвращения понтийцев на землю предков героем этой тропинки стал одинокий музыкант, держащий в руках неизменную лиру. Именно его приветствуют все гости обители, независимо от того, из какой страны они прибыли. И ему еще предстоит сыграть определенную роль в ходе богослужения.
За очередной скалой внезапно практически над головой открывается вид на поистине циклопическое сооружение – византийский акведук, доставлявший некогда воду с вершин окружающих гор в монастырь. В этом месте древний водопровод вплотную подходит ко входу в обитель, который и сам поражает не меньше: он выдолблен в скале, обложенной крепостной кладкой, причем с общей площадки перед монастырем к нему ведет крутая каменная лестница. С обратной стороны стен аналогичная лестница позволяет паломникам спуститься на монастырский двор. Пространство между этой внутренней лестницей и горой разбито на пологие террасы, с которых открываются потрясающие виды на внутренний ансамбль монастыря.
До богослужения остается еще около часа. Монастырь медленно, но верно заполняется прессой и гостями. На лицах у большинства (наверное, и у меня тоже) написано ожидание исторического момента, готовность ринуться в гущу собирающейся толпы, лишь бы вовремя запечатлеть лица Патриарха и сослужащих священников. Но есть и счастливые исключения: вот две женщины высунулись из окна бывшей кельи. На этом фоне они куда больше напоминают домохозяек в одном из кварталов итальянского провинциального городка, чем благочестивых паломников, приехавших за сотни километров, чтобы почтить древнюю святыню. Или греческий оператор – он только что сделал какой-то удачный кадр себе на память и радуется, как ребенок. Но ведь именно про детей было сказано в свое время: «Не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо их есть Царствие Небесное»…
Небо тем временем совершенно очищается от туч, и вот уже весь оживленный монастырский двор залит светом. Практически никто не меняет своего места: назад потом не вернешься. В воздухе повисает чувство напряженного ожидания, которое несколько разряжает монотонное чтение шестопсалмия. И вдруг волна проходит по всей этой массе народа (в небольшом монастырском комплексе каким-то чудом уместилось, говорят, человек 500). Это от входа передали, что прибыл Его Всесвятейшество, Вселенский Патриарх.
Кир Варфоломей, которому в этом году исполнилось 70 лет, казалось, испытывал волнение не меньшее, чем его паства. Хотя в обычной жизни я его не видел, но за парой перехваченных взглядов сразу угадывается опытный политик со стальными нервами. И вот этот-то взгляд несколько раз терял ту самую «сталь», пока он спускался на монастырский двор. Удивительно, но, успев раздать благословения всем желающим, он дошел до храма, в котором должно было совершиться его облачение, всего минуты за три. Еще через 5 минут он вышел в сопровождении сослужителей – митрополита Драмского Павла и епископа Подольского Тихона (Зайцева).
Константинопольскую Церковь иногда называют церковью плененной. Во многом это правда, особенно после прихода к власти режима Кемаля Ататюрка, когда отношения между Вселенским Патриархатом и светскими властями Турции стали определяться с позиции силы. Но иногда, несмотря ни на что, Церкви Нового Рима удается представать не менее величественной, чем Церкви Рима Древнего. Именно это ощущение возникло и теперь: белые, переливающиеся на солнце одеяния константинопольского духовенства служили яркой иллюстрацией к тезису о том, что монашество является посвящением в ангельский чин. А твердый – несмотря на преклонный возраст – голос Патриарха вселял уверенность в том, что далеко не последний раз служит он в этих стенах.
Служба проходит на открытом воздухе, поэтому хорошая погода – как никогда кстати. Не иначе, сама Богородица покровительствует сегодня паломникам, которые из года в год, несмотря ни на что, приезжали сюда, и, наконец, дождались часа своего торжества. Становится даже несколько жарковато. Но не только из-за того, что солнце вступает в свои законные права. Патриарх служит литию – часть службы, которая обычно проходит посреди храма. Поэтому сейчас он теряется в толпе и, хотя Престол стоит на видном возвышении посреди монастырского двора, неясно, когда Его Всесвятейшество перейдет ближе к нему для дальнейшего совершения службы. И все журналисты, занявшие уже было свои позиции, начинают смещаться в центр нижнего яруса. Как выяснится позже, совершенно не напрасно: именно этот «утопленный» в скале пятачок является идеальной точкой, с которой на расстоянии максимум в 4-5 метров будут видны все действия священников. Зато приходится быть теперь крайне внимательным, чтобы с одной стороны не помешать кому-нибудь из коллег сделать удачный кадр, но при этом и самому не пропустить что-нибудь примечательное.
Постепенно площадка, через которую Патриарх с сослужителями уже переместился к горнему месту, начинает наполняться VIP-гостями. Помимо Ивана Саввиди, здесь присутствуют представители турецких властей, в частности Эртугрул Генч – мэр городка Мачки, к которому формально относится монастырь, Генконсул РФ в Трабзоне и другие причастные лица, а также приглашенные священники.
В самом своем апогее литургия на некоторое время прерывается, и Вселенский Патриарх произносит проповедь. В ней он подчеркивает интернациональный характер нынешнего праздника, перечисляя все нации, собравшиеся в ограде монастыря. Но особо впечатляющим выглядит упоминание поименно всех правителей Византии, а затем – и турецких султанов, которые благоволили монастырю в разные периоды его истории. В какой-то миг даже закрадывается подозрение, что они и в самом деле всю службу стоят здесь где-то в уголке, спрятавшись от любопытных объективов фото- и телекамер. Особую благодарность за возможность проведения службы Патриарх приносит нынешним властям Турции, Трабзона и присутствующему на богослужении мэру Мачки. Читатели Greek.ru имеют уникальную возможность ознакомиться с полным текстом этой проповеди на греческом и русском языках.
Немногие, наверное, из присутствующих заметили, но праздничность службы проявилась не только на эмоциональном, но и на чисто каноническом уровне, хотя отчасти это было и вынужденно. Дело в том, что в монастырском дворе было решено не ставить алтарной преграды, и потому все те части литургии (евхаристический канон, причастие священников), которые обычно совершаются при закрытых Царских Вратах и их завесе, сегодня были видны всем молящимся. Согласно же православному уставу, такое возможно лишь раз в год: в светлый день Пасхи. Впрочем, поскольку такая литургия на Успение прошла впервые чуть ли не за 90 лет, то это обстоятельство стало именно дополнительным праздничным штрихом, а не нарушением канона.
Но наиболее трогательным, завершающим аккордом литургии стало слово, произнесенное Митрополитом Драмским, Павлом. Прежде чем стать митрополитом, он был настоятелем монастыря в Вермии, посвященного Богородице Сумела (Неа Сумела), который основали некогда прибывшие с Понта беженцы. Именно там хранится сегодня оригинал чудотворной иконы Сумельской Богородицы, написанный по преданию самим Евангелистом Лукой. Предки митрополита были одними из тех, кто был вынужден покинуть в лихолетье эти места, а сам владыка на данный момент – единственный иерарх Элладской Церкви понтийского происхождения. И в этот особый лично для него день он порадовал всех собравшихся, исполнив после проповеди древнюю понтийскую песню, которой аккомпанировал тот самый музыкант, что сидел в начале литургии на тропинке к монастырю.
Желающих причаститься в этот день было так много, что служба вместе со всеми проповедями уже завершилась, а очередь к священникам с чашами все не кончалась. Церковь с уникальными фресками, закрытая в течение всей службы для облачения священников, открылась только сейчас, поэтому те, кто не стоял к причастию, устремились туда. Поток паломников был настолько мощным, что журналистам не удалось пройти в скальный храм, так как каждая минута была уже расписана, и в программе не было предусмотрено часового стояния в этой очереди, которая к тому же постоянно пополнялась новыми паломниками, которые сегодня могли свободно посетить монастырь после окончания патриаршего богослужения.
Одним словом, эта служба и вправду стала праздником. Причем праздником явно удавшимся. В частности, в этот день, пожалуй, всего второй раз на моей памяти патриаршая служба была сконцентрирована не на личности Патриарха, а на святости места, где она проходила (первый раз это ощущение посетило меня много лет назад, когда только что ставший Патриархом Алексий II впервые проводил службу в Успенском соборе Московского Кремля). Кир же Варфоломей был сегодня – по крайней мере, мне так показалось – одним из паломников, пришедшим сюда на равных правах со своей паствой. И эту праздничную, семейную атмосферу не могли нарушить даже бесчисленные камеры и непрерывные щелчки фотоаппаратов.
Время вышло, мы садимся в автобус и спускаемся на нижнюю площадку, где установлен экран. Ждем еще несколько минут, пока коллеги с НТВ перегоняют стендап и картинку в Россию для новостного выпуска. Этот сюжет я потом видел – получилось очень даже неплохо, особенно если учесть, что делался он практически в режиме реального времени. Небо тем временем снова стало затягиваться тучами, и к моменту нашего отъезда с площадки на водительское стекло упали первые капли дождя, который уже через три минуты перешел в проливной ливень. Кончился он, только когда мы въехали в Трабзон.
Серая пелена неба будет царить над бывшей столицей империи до самого вечера. Но разница между утренней хмарью и этой погодой – как между серой бетонной стеной и теплым оренбургским платком. По крайней мере, на лицах некоторых наших спутников сейчас читается даже какое-то особое удовлетворение оттого, что погода вновь становится пасмурной. Все-таки было в сегодняшнем круговороте солнца и дождя что-то действительно сверхъестественное, сроднившее человека с природой: всего на два часа разошлись облака, чтобы подарить людям праздник, и вновь сгустились, как только основное торжество закончилось. А стало быть, хозяйка Черной горы, Богородица Сумельская, была сегодня, как никогда, рада принять паломников Своего удивительного, парящего в небесах монастыря.
Постскриптум
Этот очерк должен был увидеть свет намного раньше – уже на следующий день после литургии. Но суета сует и необходимость зарабатывать хлеб насущный в туристический сезон отодвинули его написание на целый месяц. Но и здесь, я думаю, сказался некий промысел свыше. Во-первых, в те дни эта новость занимала страницы всех основных таблоидов, и повторение одних и тех же исторических подробностей изрядно могло надоесть читателю. Во-вторых, тогда эта статья стала бы лишь «одной из» среди моря других, возможно, более талантливых и компактных. Мне же хотелось в первую очередь передать образы и впечатления того дня. Наконец, в августе аудитория нашего сайта заметно редеет (как это видно по количеству прочтений, например, записей в блоге), а значит – именно сейчас самое время подвести итоги прошедшего лета, самым важным из событий которого для всего греческого мира, без сомнения, стала та самая Божественная литургия в понтийском монастыре Панагия Сумела.Дмитрий Кикоть. Специально для проекта "Греция от Greek.ru"
