Первый день
Ровно в семь часов утра паром в порту Александруполиса, расположенном в самом дальнем углу Фракии, снимается с якоря. Дует свежий ветер, но море спокойно и гладко, как зеркало. Уже скоро начинают исчезать за нами контуры фракийской и более высоких гор... Через час исчезла и турецкая земля – незадолго до Геллеспонта. Крупные чайки терпеливо парят над кормой судна – они будут сопровождать нас до Самрофраки… Паром небольшой, кроме нас здесь ещё два-три туриста и несколько греческих семей, разряженных и говорливых, - все теряются на палубах.
Подобно капитану в рубке, я стою рядом на носу корабля и смотрю вдаль. В этой части моря, говорят, много дельфинов, так как бурное течение из Дарданелл держат воду прохладной и живой. Пароходное сообщение незначительное – паром ходит в Самрофраки только один–два раза в неделю. Парусники, рыбацкие лодки и даже более крупные суда избегают эту часть Фракийского моря не без основания. Непредсказуемый северный ветер «борей» и морские течения могут внезапно захватить суда встряхнуть и опрокинуть килем вверх.
Наш паром – старое, но красивое судно. Заново окрашено, палубы надраены. Укачивая, оно уходит миля за милей в насыщенную парами туманную синеву. Вдруг перед нами взмывают в воздух серебристые тела, ныряют в синее зеркало воды – и появляются снова. Около дюжины дельфинов приближаются к нам. Они стремительно рассекают воду, катапультируют у нашей палубы. Я громко кричу от радости. Гречанки на лавочке позади меня, громко болтая и жестикулируя, испуганно замолкают и смотрят на меня. Потом они понимают – подбегают к подругам, громко смеются, кричат и стучат ногами по деревянной палубе. Один из дельфинов стремительно подплывает к носу корабля и исчезает под судном. Я боюсь за него, опасаюсь, что он поранится и жду, когда он снова вынырнет. Он всплывает прямо передо мной – лежит на боку и смотрит на меня. Глаз его красив – вокруг большого тёмного зрачка переливаются все краски моря… «Мгновение» длится долго – и чувство большого счастья овладевает мной! Он отстает, прыгает, как другие, показывает свой белый живот и ныряет вглубь. Синяя гладь моря смыкается над ними – ровная, как прежде.
В туманной дали появляется странно ускользающий силуэт Самрофраки. Посейдон, Бог морей, «сотрясатель земли», из всех греческих островов своим обиталищем выбрал Самрофраки. С высочайшей горы – огромной «Лунной» горы (Фенгары – 1600 м.) – обозревал он когда-то до Трои. Гомер пишет: «Посейдон сидел на высочайшей вершине в окружении зелёных лесов острова и с грустью наблюдал, как пали ахейцы перед могуществом Трои».
При приближении Самрофраки кажется очень высоким, очень компактным, неприветливым и чужим. Я боюсь Чёртова моря, о котором говорят, что Посейдон создал его, как защитный вал вокруг своего острова. Когда простые смертные приближались к его обиталищу, он хватал корабли и увлекал их в пучину. Море остаётся спокойным, слава Богу; ни внезапных косых ветров, ни борея, только славный прохладный попутный ветер.
Мы уже так близко, что можно различать детали. Диким и неприступным представляла я себе остров, однако здесь всё иначе: отлогие, нежно-зелёные и цвета спелой пшеницы холмы, тёмные густые перелески, несколько разбросанных домов, небольшие сверкающие бухты – и сразу за ними огромный массив Фенгари.
Перед нами гора поменьше. Заос, названная так по имени первого короля древних жителей, на востоке острова она непреступным обрывом уходит в море.
Паром берет курс на северо-запад острова. Там, на более ровном месте был построен небольшой искусственный порт – Камариотисса. Мы приближаемся к холму и должны держаться покрепче: судно получает легкий крен, хотя море так спокойно. Такой феномен мы наблюдаем и позднее, когда прибывают или уходят рыбацкие лодки. Местные жители дают нам такое объяснение:
В море у берега живёт чёрт, он хватает каждое судно, заходящее в порт. Иностранные мореплаватели называют его чертовым морем и держатся подальше от берега. Даже местные рыбаки, которые ещё от своих отцов знают о коварстве чертова моря, часто подвергаются большой опасности. Нам рассказывали, что за последний год не вернулось трое рыбаков. В одном описании путешествия в прошлом столетии я читала, что в юго-восточной части острова, там, где скалы круто обрываются в море, живёт ужасное морское чудовище. На острове Калимнос из глубины подняли только «половину» какого-то ныряльщика.
В порту мы сошли на берег – прежде всего твёрдая земля под ногами. От порта маленькая асфальтированная улица. Ведёт вдоль моря, по обе стороны – высокие яркие весенние цветы. Приятный, нежный аромат сопровождал нас. Козы и овцы неохотно уступают дорогу – некоторые спят на тёплом асфальте под полуденным солнцем…
Мы живём в только что построенном бунгало-отеле над набережной и смотрим на Чертово море. Отель – прекрасный, почти люкс – но самого необходимого ещё нет: еды и напитков. Хозяин пожимает плечами: ресторан откроется только завтра. Он сообщает нам это, в то время как сам обедает за обильно накрытым столом – хлеб, салат, мясо, вино и сыр. «Это не грек», думаю я.
Мы идём по набережной на юг – в пакете одно яблоко и скудные остатки кекса. У широкого устья ручья, впадающего в море, маленький щит, стрелка на нём показывает наверх: «Палеополис». Пораженные, смотрим мы наверх на зелёное ущелье; где-то там спрятано святилище великой Богини. Под соснами к старым платанам дорога медленно поднимается в гору к, на удивление, современному музею на острове. В просторных, высоких, светлых залах находятся ценнейшие находки. Раскопки проводились здесь в начале этого столетия под руководством археолога Карла Леманна. Мраморные алтари с тонкой резьбой, изображением ритуалов, мраморные колонны и бюсты, витрины, заполненные античными сокровищами…
Один зал отведён «Нике», прекрасной спутнице Аполлона. Эта Ника – удачная копия оригинала. В середине прошлого столетия один французский археолог выкопал окрылённую женскую скульптуру без головы, погрузил её на корабль и доставил во Францию, там, в Лувре, она стоит и по сей день. Когда-то – много тысяч лет назад – из большого куска мрамора на острове Родос она была высечена, до блеска отшлифована и затем отправлена на корабле в Самрофраки в качестве подарка великой Богине. Здесь охраняла она великий источник - Святилище воды…
Служитель музея показывает нам путь к святилищу. Очень жарко и очень тихо, очень тихо. Цветы и травы благоухают, жужжат пчёлы, ясным днём поют соловьи. Вода – невидимая – течёт глубоко внизу в ущелье. Лежащие колонны и куски мрамора мягко светятся в тени старых платанов по краям дороги. Мы здесь одни – ни одного посетителя, ни сторожа на всей территории раскопок.
Неожиданно перед нами появляются они – четыре высокие мраморные колонны в центре святилища. Это было святилище материнского божества – Аксиокерсы (axios – могучий, высокий). Фракийские племена, которые когда-то в железный век осели на острове, принесли с собой и веру в божество. Они поклонялись ему у скального алтаря – древнего метеорита - и торжественно праздновали «Мистерии»…
В 700 г. до н.э. прибыли айолы с островов Самос и Лесбос, они заимствовали фракийский язык и веру в великую богиню и кабиров. Культ кабиров также зародился во Фракии, и он древний. Уже Орфей и Язон со своими аргонавтами в поисках золотого руна были посвящены на Самрофраки в риты, чтобы выпросить у кабиров и великой богини Аксиокерсы защиту от кораблекрушений и смерти. Известно, что кабиры подчинялись великой богине – в картинах они изображались в виде змей. Мы ничего не знаем об их происхождении, но интересно, что бог в старозаветной книге «HIJOB» на семитском языке называется «Kabir» (т.е. сильный). Из Индии известно, что на санскрите «Kabera», могущественные, называются божества, к которым нельзя обращаться.
Я сижу на гладкой глыбе мрамора, на которой высечены древнегреческие буквы, смотрю на огромное круглое сооружение – Арсиопайон. Это самое большое круглое сооружение на греческой земле. Для посланников городов со всей Греции оно служило кровом, когда один раз в год в святилище устраивались большие праздники. Уже посвящённые в таинство украшали головы венками, на громадном алтаре забивались жертвенные животные (бараны) – самые большие и сильные, с огромными рогами. Длинные процессии с молитвами и возгласами шли вокруг святилища богини. В театре – большом сооружении, где раскопки ещё не завершены, играли священную драму, например пьесу «Дарданос» карийского* поэта.
Мы забредаем в самые удалённые уголки большой территории и попадаем в «Некрополь» - кладбище. Много каменных надгробий рассеяны на холме – далеко от святилища. Тропа ведёт через густой кустарник круто в гору. В кустах – щебетанье: крошечные красноклювые зяблики встревожены и разлетаются в сторону. Наверху мы находим маленький театр – скорее подиум или форум. Мы отдыхаем и с высоты смотрим на ущелья и склоны, до горизонта чертова моря. По крутому склону взбираются козы – их колокольчики звучат постоянно. Под ними – глубоко в земле – спит античный город Палеополис. Покрытая лесом земля ещё спит сном спящей красавицы, но внизу у дороги уже стоят наготове инструменты археологов. Новое здание с зарешеченными окнами, окруженное забором, можно предполагать – здесь будут обнаружены большие археологические сокровища:
500 человек жили когда-то на острове, существовали, очевидно, прекрасные города. Сегодня здесь около 600 местных жителей – большинство из них живут в Хоре высоко наверху под вершиной Лунной горы (Фенгари). Немногие выжившие самофракийцы ушли далеко в горы, так как в раннее средневековье они постоянно подвергались нападению пиратов, их грабили и убивали.
Я смотрю на часы – и я совсем не удивлена – прошло несколько часов. Время здесь измеряется иначе – от конечности до вечности. На обратном пути вниз и постоянно видя море, вдаль мы уносим с собой чувство остановившегося времени, как подарок великой богини…
Карабкаясь и скользя по высохшему руслу реки, мы попадаем в приятную прохладную долину и выходим на каменный мост. За мостом узкая песчаная тропа ведёт к небольшой старой церкви. Сумерки внутри приятны для глаз. Во время прогулки мы не видели людей, однако в песке подсвечника горит высокая тонкая восковая свеча. На темной иконе, перед которой стоят свежие цветы, я узнаю святую Параскеву. В правой руке она держит крест, а в левой – поднос с двумя глазами…
Она дарит разную благодать, но для Самрофраки одно из её свойств особенно важно: она защищает от дурного взгляда. Я бросаю несколько монет в коробку (для подаяния) и зажигаю две свечи…
Голода мы почти не чувствуем, но очень мучит жажда. Обессиленные, мы садимся на гальку у моря и рассматриваем камни. Они тёмные и гладкие со сверкающими цветными прожилками: бирюза и святящийся красный, матовый белый и очень тёмный зеленый. Под нежными волнами они начинают оживать.
Издалека к нам приближается человек. Опираясь на толстую пастушью палку, он идёт вдоль моря, останавливается перед нами, улыбается и желает «Калиспера» - доброго вечера. Он спрашивает, откуда мы и куда направляемся, одобрительно кивает, когда мы рассказываем о впечатляющих раскопках, недоверчиво качает головой – как долго мы уже ничего не ели и не пили. «Одиннадцать часов», - бормочет он и говорит: «Идём!». Мы поднимаемся за ним снова к руслу реки, сворачиваем в сосновую рощу. Он открывает высокие ворота, говорит «из-за коз» и закрывает за нами. Старые оливковые деревья и смоковницы скрывают длинный дом с выступающей вокруг него террасой. Три стула, стол, быстро накрытый скатертью, на нём - ледяная Кола и вскоре крепкий, сладкий, «греческий кофе». «Эфхаристо» - спасибо, мы благодарны Димитрису. Он – управляющий этого дома, отеля «Ксения». Это разбросанные по всей Греции простые государственные отели, несколько более высокого уровня, чем наши «молодёжные базы». Здесь каждый гость имеет пусть небольшую, но отдельную комнату. Две недели назад Димитрис «открыл сезон», но ни одного гостя. С его террасы, прямо под святилищем, мы смотрим на мирное чертово море в вечернем свете и сами исполнены глубокого покоя.
Второй день
В порту мы взяли на прокат небольшую машину и едем на восток по нашей узкой набережной. Густой лес затеняет нас. Высокие, древние платаны растут у самого моря. Широкие русла ручьев образуют в лесу просеки – повсюду журчит вода.
До сих пор мы посещали только южные Киклады. Этот остров производит на нас новое, большое впечатление. Его нельзя сравнить ни с чем. Мы едем всё медленнее, так как козы и овцы бродят одни, без пастуха и собаки, они повсюду. Иногда у дороги встречаем небольшие подворья. Пышные розовые кусты покрывают стены домов до крыши, благоухают; маком и ромашками покрытые приобретённые луга. Пахнет шалфеем и морем, козами и лесом. Лунная гора постоянно над нами, где бы мы ни находились, я начинаю любить её.
Постепенно становится жарко, несмотря на густой лес. Мы проезжаем мимо многих мелких бухт, но места для купания нет. На мелководье так много гальки, что купаться невозможно. Димитрис рассказывал нам об одной бухте «KYPY» - «белая на реке». С вершины холма мы, наконец, видим её: широкая, ровная со сверкающими белыми камнями она лежала под нами.
По полевой дороге среди густой, буйно разросшейся зелени мы подходим к башне средневековой крепости, которая в 12 веке принадлежала одной генуэзской дворянской семье. За башней – устье реки. Бурлящая прозрачная вода вливается в соленые воды чертова моря. Мы входим в сказочную страну.
Светло-зелёная нежная трава, песчаные тенистые оазисы посреди реки, солнечный свет, как танцующий зайчик, только там, где густые кроны платанов пропускают лучи солнца; широкая дельта водопадов – бурлящая, звенящая вода над белыми отшлифованными скалами – песчаное, сверкающее, как зеркало, дно, трясогузки бегают по берегу среди ярко-зелёного высокого папоротника. Это, вероятно, тронный зал Ойагроса (Ojagros), фракийского речного бога – отца Орфея. Очень тихо, но музыка звучит: птицы и вода поют вместе с камнями, листья и папоротники шепчут на ветру: Каллиопе (Kalliope), муза, мать Орфея, играет на арфе. Ойагрос кладет мне подарок на берег реки: большой бараний рог. Или рог - это привет от Кадмиоса – бога с бараньей головой, который тоже обитает в святилище? Я рада и принимаю подарок.
Третий день
С раннего утра над морем повисла чёрная стена туч, только на горизонте узкая полоса света над водой. Вершина Лунной горы окутана серыми облаками – но земля светится тускло-золотыми и зелёными красками.
В порту в кофейне мы пьём «греческий кофе» и видим, как тяжело груженые рыбацкие лодки, пошатываясь, подходят к порту. Сегодня чёрт, кажется, хватает особенно яростно. Много мужчин помогают разгружать ящики с рыбой и сети, всё происходит в большой спешке. На маленьких улицах за портом тревожно тихо: не видно женщин, которые каждое утро моют у своих дверей водой, щетками и швабрами. Двери закрыты, местечко, как вымерло.
Мы хотим осмотреть Хору, главное место острова. Широкая, асфальтированная, совершенно новая улица ведёт медленно в гору к Лунной горе. В полях – нежно-зелёный овёс и ромашки; высокий лиловый чертополох, темно-красный мак и нежно-жёлтая дивина (коровяк) растут вдоль дороги. Платан и оливковые деревья стоят отдельно, иногда очень одиноко в этом просторе на фоне глубокого синего моря. Мы приближаемся к вершине горы, однако Хоры ещё не видно. Посреди улиц лежит довольно крупная раздавленная черепаха – её панцирь цел. Тяжело поднимаются в воздух серые с чёрными крыльями вороны, они – стервятники Самрофраки. У них много добычи: дикие и домашние животные ещё не ориентируются на новой автодороге. Кошки и собаки, ежи и черепахи, даже ягнёнок – все они лежат мертвыми у края дороги.
Дорога становится всё круче. Наконец, за следующим поворотом находится большая деревня. Машину мы должны оставить, улицы узкие и крутые. Только 9 часов утра, но так тихо, как будто уже время сиесты. Ни души, у двери лавочника нет ящиков с фруктами, окна и двери закрыты. В церкви где-то в деревне нервно и быстро звонит колокольчик. Деревня застроена так, что мы быстро теряем ориентир: лестницы и переулки вверх, вниз, маленькие мостики через быстрые ручьи, в одном месте почтенный древний платан, возраст которого насчитывает 2000 лет. С нависающих балконов за нами молчаливо наблюдают, и на наше робкое «Kalimera» радостно и весело отвечают: «Да, здравствуйте!». Несомненно, здесь говорят на швабском диалекте: половина жителей Самрофраки побывала когда-то в качестве гастарбайтеров в Швабии.
Озабоченно посматривали мы на черно-синее небо над нами, теперь мы начинаем бояться. Сернисто-желтыми стали тучи над вершиной Фенгари – идёт буря. Уже огромные капли дождя падают на мостовую – слышны глухие и опасные раскаты грома – гора гудит. За несколько секунд мы промокли до нитки. Мы встаем в первую открытую дверь и оказываемся в холодном тёмном помещении. Крохотная кофейня, два-три стола у стены и обычные маленькие жесткие стулья сложены в углу в штабель. Единственный человек сидит на корточках, вряд ли он удостоит нас взглядом. Яркий свет молнии освещает на секунды покатую улочку, которая превратилась в быстрый ручей. Молнии и гром беспрерывно.
Порывы ветра срывают стулья у входа, бурный ручей уносит их. Дождь шумит так громко, что ничего не может услышать мой ужасный крик – «Ах, Боже милостивый!». Теперь понятно, почему древние фракийцы приносили жертвы великой богине и кабирам. Хотя бы чашечку горячего кофе, мокрая одежда прилипла к телу. Мы шепчем что-то друг другу в секунды затишья. И тут грек говорит по-немецки: «Кое сейчас гнет, слишком опасно. Что-нибудь холодное?». Он приносит нам колу, снова садится, он совершенно спокоен, а ведь при этом мир рушится!
В дверях появляется маленькая круглая женщина в чёрном, совершенно промокшая. Она отряхивается как собака, и под ней образуются лужи. Она снимает туфли, вынимает платок и растирается. Мужчина и женщина перекинулись несколькими словами, женщина приветливо нам улыбается и начинает готовить нам кофе. Ещё один человек необычного хладнокровия. У них часто такое бывает? О, да, о, да – очень часто. Мужчина выпил свой кофе, поднимается, бормочет «Addio» и исчезает в тёмном хаосе на улицу. Мы тотчас следуем за ним в надежде убежать от разбушевавшейся горы.
И действительно: гроза, кажется, ушла, раскаты грома слабеют. Поскальзываясь, мы шлёпаем по улице-«ручью» и с радостью садимся в машину. Едва ли почувствовали себя в безопасности, как стихия вновь разбушевалась. «Она не хочет нас отпускать, «Лунная гора», говорю я и не хочу оглянуться на неё. Потоки воды хлынули на маленькую машину, они уносят вниз по улице гальку и обломки деревьев. Кругом сверкают молнии, и на мои долгие стоны я слышу, как чей-то дрожащий слабый голос говорит: «В машине не нужно бояться – это клетка Фарадея». Стеклоочистители не справляются, мы отключаем их, дорогу перед собой видим смутно. Медленно спускаемся, дорогу преграждает бурливый ручей, но мы решаемся пересечь его. Оставляя поворот за поворотом, мы приближаемся к морю. Море потемнело, вспенилось, на черном небосклоне пламенеющий трезубец бога Посейдона. Буря и ливень проносятся над полями, вырывают одинокие деревья. На долгом пути к порту мы не встречаем ни людей, ни машин.
Первое живое существо на нашем пути – собака, поджав хвост, она в панике ищёт укрытия. Большая портовая площадь так глубоко ушла под воду, что большая собака не может решиться – идти ей или плыть. Мы охотно остались бы в порту ненадолго, только бы расслабиться, потянуться, посмотреть в смеющееся, утешающее тёмное лицо, но все окна и двери закрыты.
С трудом выбирается наш маленький автомобиль от порта на деревенскую улицу. Навстречу нам потоки устремляются к морю. Наконец, на набережной в отчаянии мы смотрим на высокие дикие волны, которые так близко приближаются к нам, что шипучая пена ползёт по улице. Мы чувствуем буквально, как нас преследуют кабиры, они, кажется, разыгрывают с нами свои шутки. Кто знает, может быть, морской чёрт идет в ногу со временем и крадёт уже маленькие автомобили…
Слава Богу, наш отель у горы ещё уцелел. Крутой асфальтированный подъезд подобен водопаду, но нам нужно в отель. От менее крутой грунтовой песчаной дороги не осталось ничего, кроме красноглиняной разодранной земли, по которой низвергаются вода и щебень.
Спасены! Из окна нашей комнаты мы смотрим на бушующее море под вой бури и считаем молнии.
Оглушительный шум закончился только через 12 часов. Хотя все еще льёт как из ведра и ветер почти сбивает нас, но нас это не останавливает, мы отправляемся к Димитрису. Он приветствует нас как заблудших дочерей, от души смеется. Он накрыл один из сорока столов в незнакомом нам зале. С потолка постоянно капает в почти полную цинковую ванну. Ветер качает покосившиеся двери террасы, и свет тусклый как на вокзале ночью. Но из кухни так хорошо пахнет: мелкая жареная хрустящая рыба, салат из томатов, огурцов и лука, свежий хлеб. Димитрис приносит ледяной Ouzo и пиво, мы болтаем и пируем, смеемся и слушаем его истории.
Четвертый день
Утром - чуть свет - небо и море сияют бирюзой. Ветрено, но волны удалились в свою стихию. Мы собираемся в деревне Лакома и Профитис на северо-западе острова. Только теперь, после бури, мы ясно сознаем, как бесконечно много бурных ручьев и рек посылает Фенгари к морю. Вода - основа всего пышного цветения, больших лиственных лесов и ярких, сочных лугов: розовые кусты всех цветов и видов, раскидистые платаны, оливковые деревья в возрасте Мафусаила (в библейском возрасте), травы, такие высокие, что пасущихся в них овец замечаешь только тогда, когда они поднимают головы. Пение птиц так многообразно, что хочется только прислушиваться и учить мелодии…
С удивлением, почти благоговейно, смотрю я на ландшафт и понимаю, почему древние фракийцы верили в то, что их великая богиня живет в каждом листочке, в каждом камне, в водопадах, рыбах и птицах…
С большой, уже знакомой дороги на Хору мы поворачиваем направо и едем через холмы параллельно Лунной горе. Пахнет свежим сеном и разными ароматными травами; жаворонки ликуют в высоком небе. Этот ландшафт напоминает мне пологие, цвета спелой пшеницы холмы Умбрии (район центральной Италии), если бы не синяя даль Эгейского моря.
Деревушка Лакома находится на высоком холме. Мы как жонглеры ведем нашу машину по крутым, узким улочкам; жители с нами приветливы, но определенно не советуют спускаться по особенно крутой дороге. Вчера в бурю, она была совершенно разрушена. Мы собственно хотим обследовать деревню пешком, ищем подходящую парковку. Но для местных жителей очевидно: любой турист хочет к морю! И так приветливо, прежде чем мы это заметили, они другой стороной выводят нас из деревни. И здесь дорога круто спускается, мимо ожидающих оседланных ослов, древних стен и подворий, глазеющих коз по краям дороги.
Глубоко внизу – в окруженной крутым (обрывистыми) скалами бухте – карабкаемся мы по камням, полные жажды открытий. На высоко поднятых рыбацких лодках мы видим старинные гарпуны на длинных шестах и диковинные рыболовные снасти. Бурное море выбросило на камни горы водорослей…
Невиданные пурпурные раковины с еще живым содержимым - красные, крупные, морские звезды, лиловые морские ежи – совершенно невредимые – корни оливковых деревьев, опутанные морскими водорослями, шишковатыми рожицами и распростертыми руками, множество мелких ракушек и рыбок, все это рассматривают, поворачивают и, сморщив нос, откладывают. И здесь я нахожу "свой крест", который как раз выглядывает из горы вонючих водорослей.
С каждого из греческих островов, которые я посетила, я привозила камень с четким христианским символом. Искать его я не могу, а жду, не подарит ли мне остров такой камень. Совсем спятила, говорят одни, чудо - говорят другие. Но я верю, жду – никогда не разочаруюсь – и радуюсь…
На этот раз это не камень, а маленький бронзовый, византийский крест, светится в куче водорослей. Я выдергиваю его и, смотри-ка, крест это ручка маленького древнего бронзового колокольчика без языка. Я ударяю им о камень - по всей бухте раздается звонкий прекрасный проникновенный звук. Чтобы я не лопнула от счастья из-за этого нового маленького чуда, мне рассказывают сказочную историю:
Посейдон, морской бог, призывает серен в свой морской тронный зал и говорит: "…это северное дитя человеческое мне надоело. Дайте ей, что она желает, но что-то особенное, ибо она осмелилась проникнуть в мое царство – на мой остров". Своими ракушечными рожками серены сзывают дельфинов, посланников богов, и посылают их на дно морское искать крест. Старательные и умные дельфины находят бронзовый колокольчик, который много-много лет тому назад во время сильного волнения на море упал за борт из рук греческого священника. Дельфины несут колокольчик в прибрежные воды Самрофраки, Посейдон вызывает с гор Пангайки северный ветер борей, подстрекает внезапные косые ветры своей Лунной горы, освобождает от оков морские течения – над людьми низвергается буря – но колокольчик заносится в бухту, чтобы "северное дитя человеческое, осчастливленное, могло сказать": "Смотри-ка, и Самрофраки подарил мне крест".
По песчано-галечным дорогам вверх-вниз мы осторожно возвращаемся в деревню, по пути видим маленькие деревушки на пять-шесть домов и всегда с маленькой церковью. Чинят крыши, убирают с улиц нанесенную ураганом гальку, подметают. Свежезамешанный цемент втирают в проломы и заглаживают. Рухнувшие деревья пилят и укладывают в штабеля. Оливковые рощи в белом цвету, красные спелые черешни блестят в зелени, лимоны, еще не спелые, пахнут свежо и нежно на высоких деревьях, вода журчит в ущельях. На краю улице отдыхают, стоически жуя козы, козлята - еще очень маленькие- впадают в панику при виде нашего автомобиля.
Прежде чем покинуть Самрофраки, мы хотим еще раз посетить речного бога Ойагроса в его светлом лесу. Жарко, хочется с головой прыгнуть в море. Но море не дает нам такой возможности - мы купаемся в реке... Вода прохладная и прозрачная. Мы осторожно шлепаем по песчаному дну посреди реки - вперед в сверкающую игру солнечного света и тени. В густом папортниковом лесу на берегу что-то шуршит - мы предполагаем - близко змеи. Их много на Самрофраки: часто они принимают солнечные ванны на набережной, свернувшись, они лежат на горячем асфальте... Кабиры в святилище часто изображались в виде змей. Здесь, в царстве Ойагроса мы нарушим их сон.
Эта дельта реки - мистическое место. Может быть, оно тогда тоже включалось в большие мистерии. Культ великой богини Аксимосферы насчитывает много тысяч лет, и расцвет его был между третьим и вторым столетием до Рождества Христова. Любой человек - женщина или мужчина, грек или чужестранец, свободный человек или раб, имел доступ к мистериям, если он намеревался подвергнуться посвящению: омовение и посты, жертвоприношение животных, исповедь и сокровенные действа и, прежде всего, священный обет молчания.
Существовала низшая степень посвящения "Эпоптай" (восприятие). Каждый год в июле ночью при свете факелов проводились пышные торжества. Каждый посвященный нес свою собственную глиняную лампу (светильник) с нацарапанными инициалами великой богини: О и Е. После введения в первую степень верующий получал пурпурный платок. Если он носил его, обертывая вокруг тела, то платок помогал от опасностей и бедствий на море. Ученики, окончившие школу мистерии как посвященные второй степени, получали железное кольцо с черным камнем, изготовленным из руды Лунной горы. Кольцо заряжалось на алтаре-метеорите, чтобы сила великой богини перешла на носителя кольца.
Цель таких мистерий заключалась в том, чтобы найти "познание" и "блаженство" уже в земном существовании, а после смерти найти мир в преисподней. Многие известные личности были учениками на Самрофраки: Геродот, король Спарты Лизандер, Орфей и аргонавты, а также Филипп II Македонский.
Здесь он встретил принцессу Олимпию из Эпируса. Они поженились, и их сын, Александр Великий, чтил священный остров до самой смерти. В течение тысячелетий Самрофраки стал приютом для беженцев. Также последний несчастный король Македонии – Персей – прибыл сюда и искал защиты в святилище, когда он был побежден римлянами.
Даже римляне почитали самофракийское святилище, ибо Дарданос, фракиец из рода Энеас, когда-то основал Рим. Пятьдесят лет после Христа апостол Павел пристал к берегу острова во время второй своей миссионерской поездки на север. Самофракийцев он не смог обратить в веру, поэтому он отправился дальше через Тассос на материк и основал свою первую европейскую общину в Филиппии в Македонии.
Почти с грустью говорили мы нашей сказочной реке "Addio", но ее очарование мы берем с собой. Сознательно медленно едем мы через леса, в которых скрыты еще так много археологических тайн. Немного в стороне от дороги "Therma" под огромными древними деревьями. Рассказывают, что в этой деревне происходят часто чудеса с больными людьми, т.к. гора выбрасывает здесь из скалы горячие серные источники…
На нашем пути снова святилище. Еще раз мы хотим подняться на гору. Правда это только руины сохранились, но великая тайна дышит все еще в каждом камне. Мраморные колонны светятся в вечерних сумерках – рельефы на мраморных главах: головы баранов, змей, буквы и лавровые венки теперь проявляются более отчетливо. Колонны, холлы святилища покоятся безмятежно в земном русле ущелья, охраняемые фракийским морем….
В этот вечер огромная почти полная луна висит над вершиной Фенгари, Лунной горы. Терраса Ксении, святилище над нами и море перед нами, кажется, парят в лунном свете. Глубокая тишина над всем и в нас…
Постепенно море начинает светиться из глубины, издалека так, будто сирены зажгли огни …
Пятый день
Суббота, день перед праздником Троицы у греков: тихое утро, мягкий свет, Слава богу – северный ветер ушел в горы Пангайон, т.к. сегодня нам нужно пересечь Чертово море. Паром в порту наготове – до отхода времени еще много, время, чтобы проститься. Мы смотрим на гору: друг, да, но такой, которого очень уважаешь. Я хотела бы вернуться, но никогда не смогу сказать, что по-настоящему знаю чудесный, диковинный остров Самрофраки. Будь я опытным скалолазом, я бы прошла к большому водопаду. Там наверху, мне рассказывали, есть маленькие глубокие озера в каменных чашах, они питаются ключевой водой Фониа. Будь я ныряльщиком, я бы обследовала много подводных пещер в круто обрывающихся скалах горы, в которых будто бы обитают редкие рыбы и таинственные существа. Обломки огромного древнего корабля находится там в глубине. Кого это удивляет? Все скрытые дикие красоты Самрофраки могут знать только боги, которые обитают в водопадах, на дне озер, в листве деревьев, в камнях и пене волн…
Корабль запускает двигатель, и, как и опасались, мы с креном проходим последнее укрепление порта. Капитан ведет прямо на север, хотя Александруполис находится немного восточнее. Он хочет таким образом побыстрее выйти из круга Чертова моря, которое подобно кольцу окружает Самрофраки …
Я брожу по палубам и делаю открытие, которое меня больше не удивляет: на второй палубе открыта дверь в маленькую часовню. Перед иконостасом горит вечный свет. Сверкающие синие, желтые и красные пятна света от маленьких витражей танцуют на стене напротив. Ни на одном пароме в Эгейском море я никогда не видела часовни…
По широко поднятой кормовой волне я вижу, что судно постепенно делает поворот на восток в море. Снова парят над нами дюжины крупных чаек – с наигранной терпеливостью они наблюдают за нами своими светлыми, желтыми глазами… Я жертвую им большую часть моего провианта…
Я подхожу к сторожевой вышке капитана, наблюдаю гладкую поверхность моря, т.к. я уверена, что дельфины не пропустят нас без прощального привета. Время идет.… Вдали уже угадываются силуэты материковых гор, но поверхность моря остается спокойной. Я не отрицаю, я хочу видеть как прыгают дельфины… думаю о них с любовью и тоской, пытаюсь представить себе как они "вылетают" из воды. Ничего не происходит – ничто не помогает, я готова проглотить свое разочарование. Я хочу покинуть сторожевую вышку, и прямо передо мной прыгает большой дельфин – как будто катапультирует из глубины моря. Он приплыл один – без многих своих друзей. Он ныряет и прыгает еще раз, очень высоко, так что мы можем видеть друг друга. Моя радость, чувство счастья так велики, что я слышу, как он говорит: "Посмотри, я здесь! Прощай, человек"… Он тихо лежит на поверхности воды и пропускает мимо себя корабль. Еще прыжок на прощание, прежде чем он уйдет в глубину.
Я забыла рассказать, что уже в первый день на Самрофраки, я нашла у моря камень, маленький, невзрачный, на котором с одной стороны отчетливо нарисован глаз дельфина, а на обратной стороне - ухмыляющиеся лицо кабира…
Когда в порту Александруполиса тяжелая якорная цепь с грохотом падает в море, мы наблюдаем, так заворожено за семьей ласточек, что забываем сойти на берег. Под вышкой капитана, очевидно, приклеено ласточкино гнездо, т.к. папа и мама ласточки возбуждены, но вызывают своих птенцов к первому полету. Крошечная ласточка с прозрачными коричневыми крылышками выпорхнула из-под вышки и, кажется, в восторге планирует над поверхностью воды. Родители пытаются увести птенца от воды, опасаются, что волны могут унести его. Очень нервно и быстро они пролетают над ним, увлекая за собой в высоту подальше от опасных волн, но он непоколебимо планирует мягкими короткими взмахами прямо над сверкающими волнами.
Ласточки через несколько дней вернутся в Самрофраки на корабле. Прощайте ласточки, прощай Самрофраки! Ты научил меня глубокому уважению.
Monika Wilberg
*Прим.: Karer (Karier): не индоевропейский народ на северо-западной части Малой Азии, родственный древним жителям Греции.