ЧАСТЬ I
История душу мою полонила,
Когда довелось мне стоять в тишине Над водами Ганга, Евфрата и Нила
В раздумьях о самом сегодняшнем дне.
Под ржанье и топот бесчисленный конский
Сначала случайно, потом неспроста,
Дороги, где шел Александр Македонский,
Как музыку боли читал я с листа.
Он кто? Полубог справедливый и добрый?
Счастливец, из тех, кто не гибнет в огне?
Жестокий философ? Великий географ?
Иль просто убийца на черном коне?
Ушедшие полузабытые тени
Ложатся на камни сегодняшних дней,
Чтоб нам открывалось столетий сплетенье,
Чтобы самое дальнее было видней
Лев Ошанин
«Вода бессмертия» роман в балладах
Мир есть текст, допускающий бесконечное множество интерпретаций.
История мира есть текст, число интерпретаций которого стремится к бесконечности.
Интерпретация мира зависит от бесконечного множества обстоятельств.
Интерпретация истории зависит от обстоятельств, число которых стремится к бесконечности.
Об Александре Македонском написано сотни, тысячи книг, его удивительная жизнь давно превратилась в легенду. «То, что касается Александра, известно всем», - писал путешественник Павсаний через 400 лет после походов великого завоевателя, а другой писатель утверждал, что «нет человека, о котором писали бы больше и противоречивее».
В наши дни его поразительные и непривзойдённые успехи вдохновляют лидеров бизнеса и политики – от медиамагната Теда Тернера (в его кабинете стоит бронзовый бюст Александра) до командующего операцией «Буря в пустыне» генерала Норманна Шварцкопфа (при освобождении Кувейта он использовал тактические приёмы Александра в знаменитом фланговом маневре против иракской армии).
Ф. Шахермайр пишет, что «Александру была уготована более тяжёлая участь, чем его отцу Филиппу, который просто исполнял требования времени. Александр должен был стать разрушителем ради насаждения нового, поэтому в нём на протяжении всей его жизни боролись две силы – любовь к созиданию и дух разрушения».
Древняя столица македонян была известна как город, «богатый водой». Более прозаичные македоняне называли ее просто Эги, что означало «козий город» Город лежал на границе двух миров — эллинского и варварского, между сутолокой городской жизни и тишиной деревень, между Европой и Средиземным морем. Позади него — уходящие ввысь уступы Балканских гор, впереди — синеющие просторы Эгейского моря. Эллада и Балканы – два мира, как два полюса. Гении и демоны человеческого духа вложили в создание расцветающей эллинской культуры все, чем они располагали: радость и страсть, любовь и ненависть. За Эгами поднимались Балканские горы и начинался совершенно иной мир, существовавший как бы вне времени. В этом мире сохранялся патриархальный уклад, который передавался из поколения в поколение и резко отличался от жизни на побережье Средиземного моря, где сконцентрировался весь культурный мир.
Таким образом, оба эти мира были далеки друг от друга как по времени, так и по степени своего развития. Македонян не поглотила эллинская цивилизация. Жизнь эллинов стала поистине и их собственной. Поэтому у Александра с особой силой проявилась способность к восприятию эллинской культуры, вышедшая у него далеко за рамки свойственной македонянам приспособляемости. в отличие от греков у македонян во всех делах наравне с мужчинами участвовали женщины. Мать и жена вообще играли у них значительную роль; по своей властности, энергии и характеру женщина не уступала здесь мужчине.
В Македонии наряду со знатным сословием гетайров (товарищей) существовала также и «кавалерия» гетайров, состоявшая не только из знати, но и из общинников. При этом содержание войска царю ничего не стоило. Гетайры содержали не только себя, но и своих всадников, не получая за это никакого вознаграждения. Цари, представители старой родовой знати, считались в своем замкнутом кругу primi inter pares («первыми среди равных»). Поэтому гетайры не только сопровождали царя в битвах, но были и его сотрапезниками на пиршествах. Как лица, приближенные к царскому двору, они составляли особый круг и имели постоянный доступ к царю. Если они появлялись при дворе, то их непременно приглашали к столу. Эти двойные узы — боевые и застольные (кстати, значению последних исследователи до сих пор уделяли мало внимания) — в Македонии сохранялись очень долго.
В 359 году до н.э. царь Пердикка III погиб в сражении, и вместо него македонский престол от имени наследника, малолетнего Аминты, решением войскового собрания занял брат Пердикки, двадцатитрёхлетний Филипп. Новый правитель сумел остановить нашествие племён, угрожавших в это время Македонии - кого подкупил, кого разбил, Эпир подчинил через свадьбу с эпирской царевной Олимпиадой, распространил свою власть на восток и присовокупил к своим владениям богатейшие золотые рудники в Балканских горах. Иными словами, всего за несколько лет Македония стараниями Филиппа превратилась из захудалого полуварварского государства в твёрдо стоящую на ногах мощную державу, в реальную силу, которая претендовала на господство на Балканском полуострове и не только.
В конце 338 года до н.э. собрался конгресс, ставший высшим достижением Филиппа в области государственного строительства. Между Грецией и Македонией был заключён постоянный договор, была создана Эллинская лига, а Филипп был пожизненно избран генералиссимусом военных сил лиги.
Военная машина Филиппа для того времени была безупречна. Он реформировал пехоту: разделил её на лёгкую (пельтасты – от греч. «пельта» - лёгкий плетёный щит), среднюю (гипасписты - щитоносцы) и тяжёлую (пэдзэтайры – пешие друзья) и ввёл для последней боевое построение фалангой нового типа – македонской. Фаланга была вооружена длинными копьями – сариссами длиной 6 – 7 м, дротиками, короткими мечами и круглыми щитами – асписами.
Атаковали гетайры клином, а не лавой, как персы или скифы, во главе клина командир – иларх, во втором ряду два всадника, в третьем - три, и так далее. Вместо того чтобы наступать, фаланга стала грозить сделать это; ужас, который всегда наводит фаланга, деморализует врага и тем самым, подготавливает почву для решительного удара, т.к. вид ощетинившихся пиками рядов выглядит устрашающим.
Ещё одним нововведением было решительное сокращение обоза. Филипп начал широко использовать технику – тараны, катапульты, баллисты, осадные башни, а Александр превзошёл его в этом, т.к. впервые применил катапульты, метавшие стрелы и дротики в качестве полевой артиллерии. Вдобавок, в македонском войске появилась разведка, для которой чаще всего использовали лёгкую конницу.
Филипп был тонкий и трезвый политик. Он ясно сознавал те цели, к которым стремился, со строгой логикой проводил свои планы, быстро исполнял их. Он всегда умел как-то оставаться загадкой для своих противников, являться им всегда не с той стороны и не в том направлении, как они ожидали. Человек по природе страстный, он, когда было нужно, умел быть полным господином своих страстей.
Совершенную противоположность представляла его супруга Олимпиада, дочь эпирского царя Неоптолема, ведшего свой род от мифического героя Ахилла. Красавица собой, полная внутреннего огня, страстная, честолюбивая, она была горячо предана таинственным культам Диониса. За день до свадьбы, по преданию, ей приснилось, что вокруг неё шумит грозная буря, яркая молния ударяет ей во чрево, из него блеснул яркий огонь, пожирающее пламя которого широко распространилось и затем исчезло. Филипп, вскоре после свадьбы, видел сон, будто он кладёт на чрево Олимпиады печать, на которой был выгравирован лев. Оба сна были истолкованы в том смысле, что у Филиппа и Олимпиады родится младенец мужского пола, у которого будет сердце льва и огненный характер.
Александр родился летом 356 года. По преданию в ночь, когда он появился на свет, сгорел в Эфесе знаменитый храм Артемиды, одно из чудес света. Все находившиеся тогда в Эфесе гадатели бегали по городу, били себя по лицу, считая несчастье с храмом знаком бедствия в будущем и крича, что в эту ночь родился бич и страшное несчастье для Азии.
Филипп и Александр
Отец и сын редко бывают одинаково одаренными. Однако Филипп и Александр и как правители, и как полководцы оказались в одинаковой степени на высоте. И, тем не менее, Александр во многом не походил на своего отца. Способности Александра проявились совершенно иначе, и его стремления были другими. Между отцом и сыном лежала глубокая пропасть. Аргеады — племенные цари и полководцы — были тесно связаны корнями с патриархальными обычаями. Филипп сохранял верность обычаям предков и, как бы высоко ни подняла его судьба, никогда не порывал унаследованных от предков связей.
Мировоззрение Александра и его логическая мысль не были отягощены представлениями, посеянными до него, из которых вышел он сам, они подчинялись только таившимся в нем внутренним силам. Александру были присущи представления о величии и о роли, которую он должен был сыграть. Если кругозор Филиппа ограничивался интересами Македонии и Греции, то Александр видел себя властителем безграничного мира, считая Македонию лишь небольшой его частью.
Филипп был великим мастером политической игры, он никогда не ставил на карту все ради победы и предпочитал развязать тот или иной узел, а не рубить с плеча. Он напоминал гомеровского Одиссея и как хороший воин, и как мастер хитросплетенной интриги. В противоположность Филиппу у Александра невозможно обнаружить склонности к маневрированию, приспособляемости к обстоятельствам и самоограничения. Александр склонен был приспосабливать не себя к обстоятельствам, а обстоятельства к себе. По характеру Александр никак не напоминал Одиссея. Скорее его можно было сравнить с Ахиллом — его блистательными победами, великим одиночеством и бешеным гневом.
Ведь македоняне - это этнические греки (хотя и не эллины, т.е. не часть "культурного мира" того времени).
Не увел он их на убой, а спас Грецию от персидской угрозы. Если бы Александр не объединил тогда Грецию и не разрушил Персидскую империю, то эта империя просто поглотила бы разрозненные греческие государства, и греков бы вообще не осталось.
